|
Имя инженера Ивана Ивановича Лоханского широко известно. В книге И.Балибалова "Кемерово: вче ра, сегодня, завтра" ему отведено две странички. Особо подчеркивалось, что именно Лоханский создал первую быстроходную коксовую печь в стране. И все мы, тогдашние, читая книжку Балибалова, проникались гордостью за флагмана кемеровской инженерной мысли, одного из героев сталинских пятилеток, обласканного советской властью. Не хочется портить песню. Мы и не портим. Но получается она какая-то печальная. Потому что в жизни, как всегда, все гораздо сложнее, чем в книжках. Ибо ласкала Лоханского не советская власть, а белая. В период так называемой "колчаковщины". А еще - царская. Потому что Лоханский был акционером знаменитого общества "Копикуз", который и начал постройку Коксохимзавода еще до революции. При коммунистах же натерпелся. Подвергался травле в начале 20-х и был снят с должности управляющего химзаводом, позже обвинялся во вредительстве. Белая гвардия Как уже было сказано, Кемеровский коксохимический завод начали строить незадолго до октябрьского переворота. Часть оборудования была заказана за рубежом. Во время первой мировой войны поставки из-за границы сокращаются. Корабль с механизмами для Копикуза был потоплен во время боевых действий. Гражданская война строительство Коксохима и вовсе заморозила. Особая разновидность кирпича для коксовых печей выпускалась лишь на шести российских заводах, но связи с ними, разумеется, не было никакой. Во время Гражданской симпатии копикузовских спецов, в том числе Лоханского - на стороне белых. Какая-никакая - а все же гарантия от экспроприации. А Лоханскому было что терять: он был владельцем части копикузовских акций. В Щегловске его уважали. Он принимает активное участие в работе "белой" городской управы. Кандидат исторических наук В.А.Сергиенко недавно обнаружил документ, из коего следовало, что Лоханский в 1918 году безвозмездно опекает технический отдел канцелярии и входит в состав городской Думы. Несмотря на "подвиги" красных партизан, вносивших дестабилизацию в мирную жизнь района, щегловские власти функционировали исправно: промышленность работала, торговля процветала, головорезы из партизанских шаек, занимающиеся погромами и грабежами, ссылались в Томск. Наиболее буйные "красножопики" (как молва именовала партизан) подвергались поркам. Изредка - расстреливались, если их вины доказывались в судебном порядке. Красная орда В общем, при белых Щегловск походил на приличный город и руководился такими, как Лоханский. Красная орда все порушила. Ее явление в Щегловск в декабре 1919 г. знаменовалось бесчинствами и погромами (особенно в районе базара), а также поджогом местной церкви. Священник, отказавшись покинуть храм, сгорел в огне, повторив подвиг Аввакума. Дорвавшись до власти, щегловские люмпены первым делом отстранили от дел слишком интеллигентных и образованных. Таких, как Лоханский. И началась вакханалия. Вчерашние лакеи и поломойки, коим доступ к оружию обеспечивал партбилет, занялись отстрелами неугодных. Диктатура "пролетариев", воцарившаяся в Щегловске после сожжения священника, коснулась и Лоханского. Зная, что промышленность и вообще хозяйство страны не может обойтись без "подкованных" технарей, "кухаркины сыны" повсеместно ввели систему трудармейщины. Отныне инженеров под страхом расправы и судебных преследований обязывали работать по специальности. Поэтому вплоть до 1922 г., т.е. до появления знаменитой АИК "Кузбасс" в Кемерове, Лоханский исправляет должность заведующего химзаводом. Труд Лоханского был принудительным. И его подчиненных - тоже. Интеллигенция и прочий "несознательный сброд" сгонялись в трудовые армии. Вся система "Кузбасстреста" (которому и подчинялся химзавод) до поры Автономной индустриальной колонии "Кузбасс", возглавляемый Рутгерсом, строилась именно на трудармейщине. Трудармейщина И Лоханский, и его подчиненные были на положении зэков. С известными оговорками, конечно. Потому что покладистых спецов до поры до времени не прижимали. Лоханский это понял. И попытался усвоить новые правила игры. "Своим", конечно, не стал, и в органы власти его не звали. Не был и коммунистом. Однако на саботаж не отваживался и по мере сил занимался творчеством. Хотя отныне оно должно было служить именно Советам. Служить Лоханский не отказывался. Но быстро находит дорогу в редакции крупных технических журналов. Его охотно публикуют и привечают. Еще бы: старый авторитетный спец по коксохимии не за страх, а за совесть работает на советскую индустрию! Сходные примеры, впрочем, наблюдались. Достаточно вспомнить "великого доменщика" Курако... Но раз от компартии Лоханский дистанцируется всю жизнь (так же, например, как и инженер Бардин на Кузнецкстрое!) - то, значит, служит не Советам, а - идее? Этакий труженик практической химии, который ни о чем, кроме формул, и не помышляет (кстати, такой образ ученого-отшельника как бы специально выпестовывался в кинофильмах - вспомним хотя вы "Весну" с Любовью Орловой). И пусть себе творят и пашут "отшельники" - советская власть знает, как распорядиться результатами их труда. Труд Лоханского был не из легких. Часть копикузовского оборудования выходила из строя, заменить его было нечем - поставки из-за границы ограничены. Лоханский делает невозможное. Заменяет недостающие детали и агрегаты их суррогатами. Вместо стальных труб использует чугунные, недолговечные. Что было весьма опасно: химия не прощает ошибок. Рабочие травились газами. Иностранцы из колонии Рутгерса, коим передадут химзавод в конце 1922 - начале 1923 гг., были шокированы увиденным: механизмы и газопроводы были собраны кое-как, на глазок. Но виновен был не Лоханский, а тотальный дефицит всего и вся. Что было чревато обвалами, обрушениями и катастрофами. Творческие пристрастия Что наша жизнь? Игра! - похоже, этот "театральный" лозунг был как нельзя ближе Лоханскому. Игра в Коксохим была жестокой. Отравившимся, угоревшим, взорвавшимся, заваленным - несть числа. История Кемеровского коксохима - это настоящий "парад мертвецов". А виною всему - недогляд и безалаберщина, которые были налицо уже в пору заведывания Лоханского. И если бы могли - мертвецы предъявили бы Лоханскому счет. Лоханский - игрок. Он любил играть в театр - в жизни и... на сцене. Потому что он - не только "крестный отец" Кемеровского коксохима, но еще и основатель и покровитель щегловской театральной труппы. Его роль на культурной стезе края была столь приметна, что нашла отражение даже в вопоминаниях известного кемеровского театрала Петра Князева ("наша газета" писала о П.Г.Князеве 17 ноября 1998 г.). Вместе с инженером Ривердато Лоханский организовал на химзаводе труппу актеров и даже симфонический оркестр. От Лоханского - "дух не тот". Слишком интеллигентный и культурный, да еще - бывший член городской думы, шутка ли? Поэтому с партийными властями он находился в перманентном раздоре. А иногда отваживался даже на открытую с ними войну. Недавно мы обнаружили весьма примечательный донос на Лоханского, направленный в 1922 году в местный уком партии. "17 апреля 1922 года, - пишет доносчик, - при открытии митинга празднования в память 10 лет расстрела Ленских рабочих и трехлетия (расстрела) кольчугинских рабочих и т.д. товарищ Сотников как ответственный секретарь подрайкома (партии) химзавода, он же был и ответственным за проведение митинга, перейдя в нардом химзавода, спросил по телефону тов. Ангевича (управрудником, - авт.), чтобы он разрешил пустить (электрическую) динаму для освещения нардома, что и было сделано. Затем после опустили декорацию. В 3 часа вечера митинг был открыт. Предоставляется слово товарищу Степанову, митинг продолжался, вдруг приходит управляющий химзавода И.И.Лоханский, который, зайдя за сцену, с ненавистью спросил, кто это дал электричество?.." Доносители Прервем ненадолго цитирование доноса и удивимся смелости Лоханского. Очевидно, он вполне осознавал всю комичность и неестественность "праздников по поводу расстрелов". А посему - спешит продемонстрировать свое неуважение в адрес новоявленных советских "праздников" и делает попытку сорвать сборище митингующих. Нашелся и предлог: митинг затянулся и мешает репетициям актерской труппы. Для Лоханского вполне ясно: искусство и творчество никакими партийными митингами не подменить. И поэтому подвергается атаке со стороны рассвирепевших кляузников. Они пишут: "Товарищ Киселев, электротехник, ответил, что товарищ Сотников просил у Ангевича разрешение, затем Лоханский спросил, кто опустил декорацию, Киселев ответил: "Спустил я". Гражданин Лоханский, уходя, злобно сказал: "Анархисты", дескать, не спросились у него и т.д. Затем гражданин Лоханский во время митинга все время просил, чтобы скорее кончали митинг, что ему надо освободить нардом для спектакля, между прочим, время было только 5 часов вечера, а спектакль начинался в 8 часов. Но митинг все-таки ему не удалось сорвать..." Итак, для Лоханского что коммунисты, что анархисты - все одно. И те, и другие по своей натуре - дезорганизаторы и болтуны. Между тем электростанция, которая поддерживалась на химзаводе только усилиями Лоханского, была крайне маломощной. Электроэнергия экономилась для целей производства, и ее нерачительно было использовать на митингах. Так Лоханский - вернее, его внутреннее инженерное естество, - стал крайне неудобен местным партийным агитаторам, так напоминающим знаменитого Швондера из "Собачьего сердца". Швондеры у власти Документы той поры как нельзя лучше помогают уяснить, в чьем именно "идеологическом" стане был Лоханский. Митингующая толпа люмпенов ему не по нутру. А вот церковь - совсем иное дело. Очевидно, Лоханскому еще памятен был день, когда красные партизаны сожгли священника заживо вместе с церковью. Новая власть взяла на вооружение кощунственный лозунг: "Жми попов", который не мог пользоваться популярностью в городе, где эпоха Швондеров началась с расправы над беззащитным пастырем. Симпатии Лоханского - на стороне местной церкви. Это он, Лоханский, рискуя своим благополучием, проводит электричество к храму, и пытается сорвать антирелигиозные "диспуты". И вновь становится объектом для грязных доносов. Шутка ли: покровительствует попам и даже не скрывает презрения к новоявленным "хозяевам". Доносчик неистовствует: "...18 апреля с.г. точно так же был назначен религиозный диспут в 2 часа дня. Собравшись в нардом, товарищ Сотников обратился к гражданину Лоханскому, управляющему химзавода, чтобы он разрешил осветить нардом, в ответ Лоханский сказал Сотникову, что же мы будем последние лампочки дожигать, когда у нас и так у многих рабочих нет лампочек. Товарищ Сотников возразил гражданину Лоханскому, если нам для проведения диспута - то нельзя лампочек жечь, а если для религиозных жечь - то можно, затем товарищ Киселев надпомянул гражданину Лоханскому: вы говорите, что нет лампочек у рабочих, а зачем вы украсили церковь на правом берегу, где поставлено не менее 200 лампочек..." Нескрываемая ненависть Малограмотный доносчик (но зато какой воинственно-идейный!) презрительно называет Лоханского "гражданином". Что так контрастирует с большевистским приветствием "товарищ". Действительно, Лоханского трудно было представить в "товарищах" у пьяной голытьбы с доселе невиданной разновидностью морали, основанной на подавлении прав и свобод большей части общества. Однако продолжим чтение доноса: "...После таковых слов через некоторое время гражданин Лоханский также стал настаивать на том, чтобы мы скорее закрывали диспут, также им нужен нардом для спектакля, но времени было 5 часов, так что спектакль начинать было рано, по-видимому, гражданину Лоханскому не понравился религиозный диспут, на котором продолжал товарищ Степанов свою речь о религии и науке, и так диспут продолжался. Гражданин Лоханский видит, что диспут не закрывается, и когда стали выступать защитники религии гражданин Астафьев и Волков, и когда представилось заключительное слово тов. Степанову, то в это время гражданин Лоханский сам побежал в завод в машинное отделение электростанции, придя в машинное отделение, гражданин Лоханский сам дал предупредительный сигнал и приказл машинисту выключить провода и приостановить машину на тихий ход, говоря таковые слова: не расходятся, надо на 15 минут приостановить, а потом пустить машину, что было сделано машинистом по выходе из машинного отделения в кочегарку, где находился телефон..."  Заметим, Лоханский постарался сорвать диспут только после того, как на нем выступили представители церкви (которые так же, как и Лоханский, в доносе называются "гражданами"). То есть попытался сорвать заключительную, погромную часть диспута, направленную на обструкцию церковнослужителей. Иными словами - совершил своеобразуню идеологическую диверсию против большевиков. Чем вызвал нескрываемый гнев и ненависть со стороны местных идеологов. Доносчик продолжает: "В это время из нардома уже звонили по телефону в электрическую, почему погасили электричество, то гражданин Лоханский сказал злостно кочегару гражданину Гамзе не отвечать им по телефону, действительно ответа дано не было, минут 10 звонили из нардома по телефону, но когда ушел Лоханский из кочегарки, то гражданин Гамза ответил: управляющий приказал останосить машину. Толпа слушателей без освещения в нардоме закричала: давай сюда Лоханского, контрреворюционера и так далее и благодаря ответственных работников, присутствующих на диспуте, зав.отдела управления тов. Колесникова, члена Щегловского укома РКП тов. Ковалева и местной организации ряд товарищей смогли успокоить публику, тогда собрание успокоилось и разошлось..." Контрреволюционер Сквозь дебри малосвязных и малоосмысленных выражений, коими пользуется доносчик, с трудом улавливается суть происходящего. Одно ясно: Лоханский срывает диспут, получает ярлык контрреволюционера и вызывает неподдельную ярость толпы. Раздавались призывы расправиться не только с Лоханским, но и с его спектаклями. Сообщалось также о готовящемся монархическом празднике с явным намеком, что к нему был также причастен Лоханский. Скандал дошел даже до губернских властей, и в Щегловске было постановлено "привлечь Лоханского к ответственности". Однако мера оной по сей день остается неизвестной. Донос заканчивается так:"...А то кричали кто что мог, что одни кричали давайте сюда Лоханского, другие кричали сорвать спектакль, одним словом, явление получилось неприятное и если таковые явления будут повторяться, то не знаю, чем может кончиться. И так много подрайком химзавода посылал материалов в райком о событиях на химзаводе и даже в губкомпарт через райком. Всего, конечно, не описать, это очень, очень отражается на рабочих, а тут все новые и новые явления, например, подготовка к монархическому празднику, после подготовки началась запись верующих и т.д. В школе химзавода сталкивали столы, стулья и шкафы. Тов. Ангевич купил пуд свечей, это наш член РКП, и на правой стороне украсил церковь электрическими лампочками, что издали посмотришь, как будто бы смотришь в темную ночь в звездное пространство, то ясно, так называемые кучки звезд, только там называются звезды большая медведица и т.д., а тут в церкви вроде написано Х.В. ("Христос Воскресе!" - авт.) и все электрическими лампочками..." Христос Воскресе! Итак, - мало того, что Лоханский организовал "иллюминацию" близ храма накануне монархических празднеств, так еще устроил с согласия управляющего Кемрудника Ангевича нечто вроде светящегося и видного со всех сторон города агитплаката с крамольным текстом "Христос Воскресе!". Такая "агитация" была почище любых большевистских митингов. Коммунисты были в бешенстве. Им оставалось только писать доносы, жаловаться губернским властям и неприлично ругаться. Впрочем, коммунисты отыгрались. И строптивого Лоханского наказали. Всего через полгода, в сентябре 1922-го, отобрали у него дом. Причем выясняется, что они первоначально и сами не знали, для чего именно им нужен дом Лоханского. Главное - отобрать, а уж потом - придумаем, что с ним делать. 4 сентября 1922 г. на заседании райкома Всероссийского Союза Горняков управляющий северной группой рудников Кузбасса Попов пожаловался, что в районе нет достойного помещения для детского приюта. Первоначально планировали под приют отдать личный дом Лоханского. Более того - из иных документов следует, что детей-таки успели в него вселить. Но неожиданно Томский губисполком принимает постановление передать дом кемеровскому рудоправлению. В игру включается уездный исполком и сообщает "в верхи", что приют можно перевести и в другое место. И действительно - переводят. А дом освобождают под нужды рудника. Ожидалось прибытие 200 иностранцев. И часть из них должна была жить именно в реквизированном доме. Иностранные авантюристы Мы знаем, что Рутгерса и возглавляемую им Автономную индустриальную колонию "Кузбасс" Лоханский не любил. На то было много причин. Во-первых, иностранцы были слишком уж идейные. Чем-то сродни советским коммунистам. Лоханский же - не "товарищ", а "гражданин". Идеи Маркса ему не родственны. "Христос Воскресе" - ближе. Во-вторых, отобрали дом. И поселили в нем иностранцев. С какой стати? Экспроприировать чужое добро и надеяться на любовь и обожание со стороны экспроприированного - наивно и нахально. Нет, не мог Лоханский любить Рутгерса. И - не любил. Рутгерс самолично жаловался, что Лоханский утаил от иностранцев все чертежи химзавода. И это могло быть правдой (хотя из иных источников следует, что в феврале 1923 года чертежи и эскизы нашлись). В-третьих, в связи с передачей химзавода иностранцам в конце 1922 года Лоханский теряет должность управляющего. А ведь химзавод - его детище, которому отдано столько сил и времени. В этой ситуации лишить должности - все равно, что отобрать дитя у матери... Реквизицией собственности Лоханский был более чем обижен. Как уже было сказано, в сентябре 1922 года управляющий северной группой рудников Кузбасса Попов настаивал на передаче дома Лоханского иностранцам (что и случилось на деле). Но вот прошел месяц - и Лоханский пытается отыграться. На заседании райкома ВСГ 26 ноября собравшиеся советуются, где добыть квартиру для управленца Гриндлера. Слово берет Лоханский и предлагает своему врагу Попову освободить квартиру для Гриндлера. По схеме: с вашей подачи отобрали мой дом, так неплохо бы и вам почувствовать, что значит быть выселенным. Проклятый город Проклятый город Лоханскому опостылел. Отобрали дом, лишили должности и творческой работы. Он решает покинуть Щегловск, и вряд ли сохранил о нем добрые воспоминания. В начале 1923 года Лоханский уезжает. Тем не менее жена его остается в городе. Отъезд Лоханского очень напоминает бегство. Сразу после отъезда на него открыли следственное дело. Его обвиняли в казнокрадстве. Якобы уворовал у государства 8 тысяч рублей. Точнее - не то чтобы присвоил означенную сумму, а - не погасил "повисшую" на нем задолженность (что, впрочем, равнозначно). Лоханским заинтересовались чекисты. В ОГПУшной сводке особо подмечалось, что присвоение казенных средств произошло в ту пору, "когда рабочего при выходе с завода задерживали с парой гвоздей и привлекали к ответственности". Все имущество Лоханского, оставшееся в городе у его жены, было описано. Правда, пока не реквизировано, а оставлено на хранение у жены под расписку. По тем временам 8 тысяч рублей - не ахти какая сумма. И уж, конечно, она не могла покрыть убытки, понесенные Лоханским в результате экспроприации дома. Но это обычная практика: власть преследовала тех, кого уже однажды обидела. Месть Нанесенных обид Лоханский, конечно, не забыл. Будучи вне пределов Щегловска, он внимательно наблюдал за происходящими на Коксохиме переменами. Иностранцы, занявшие его дом, - попытались перестроить химзавод на европейский лад. Многое им не удалось. Инженеров-химиков среди колонистов, подчиняющихся Рутгерсу, было не так уж много. Отказавшись от услуг Лоханского и повозмущавшись советской анархией в производстве, иностранцы, тем не менее, испытывали жестокий недостаток в квалифицированных кадрах масштаба именно Лоханского. Знакомиться с европейским коксохимическим опытом послали в Бельгию и другие страны колониста Гольдфайна. Гольдфайн был талантливым химиком. Он привез из Европы массу планов. Это он создал проект возведения третьей очереди коксовых печей в Кемерове (осуществленный уже в послеАИКовскую пору при помощи опять-таки Лоханского). Однако принципы, на коих строилась европейская и российская коксохимия, были различны. Поэтому Лоханский, а также профессора Сладков и Чижевский, равно и знаменитый инженер Федорович стретили идеи Гольдфайна в штыки. Они входили в особую комиссию ВСНХ и выдали отрицательное заключение. Лоханский мог быть удовлетворен: столь ненавистных ему иностранцев поставили на место! Однако Гольдфайн, написав соответствующие обоснования, все-таки убедил советские власти в своей правоте. Но было уже поздно: АИК "Кузбасс" рухнула. Планами Гольдфайна воспользовались местные инженеры, сам он был подвергнут травле и уехал. Возведение третьей батареи коксовых печей назвали заслугой "молодых советских ученых" (см.книгу И.Балибалова). Катастрофы Но вот чувство мести удовлетворено. С иностранцами в Кемерове покончено. Лоханский, приложивший руку к дискредитации Гольдфайна, отныне, казалось бы, мог жить спокойно. Постоял за себя, и отомстил за экспроприированный дом. Однако череда несчастий продолжается. Лоханского арестовали по делу знаменитой "Промпартии". Многих "Промпартийцев" ссылали в Сибирь. Под надзор. Лоханского не расстреляют, нет. Но застявят работать еще усердней. Цель процесса - запугать инженеров: будете саботировать - плохо кончите. Лоханский старается. Ему поручают просмотреть и утвердить чертежи строительства кемеровсокго тепляка, возведенного на химзаводе в начале 30-х. Тепляк строили ударными темпами. То есть - как попало, с отступлением от проекта. И он рухнул. В катастрофе с многочисленными жертвами обвинили Лоханского и некоторых других инженеров. Ему припомнили "промпартийское" прошлое. И вновь обвинили во вредительстве. Отныне ярлык "вредителя" будет сопутствовать Лоханскому всю жизнь. Непосредственным виновником трагедии называли инженера Едашкина. Лоханского арестовали. Имелись свидетельские показания, что Едашкин был связан с Лоханским, но в марте 1931 г. Едашкин в сей крамоле пока не признается. Начальник кемеровского Энергостроя Соколовский (представленный к ордену Ленина) считал, что Лоханский специально устроил диверсию на тепляке. Срочно связались с Москвой: попросили выслать в Кемерово столичные материалы на Лоханского, который уже сознался во вредительстве в связи с процессом Промпартии (можно представить под воздействием каких методов) 11 марта 1931 г. на заседании специальной парткомиссии видный функционер Яновский заявил, что Лоханский прекрасно знает Кемерово, так как участвовал в постройке коксовых печей и, следовательно, именно Лоханский мог давать инженеру Едашкину вражеские директивы по уничтожению тепляка, обрушившегося на кемеровских "энтузиастов". Яновский призывал поточнее выяснить роль Лоханского в строительстве Коксостроя, поскольку "показания Лоханского будут играть решающее значение для применения статьи 58-7 УК к виновникам обвала". Кемеровские рабочие были весьма взбудоражены трагедией и требовали крови виновных. В коридорах власти раздавались призывы проверить все планы и чертежи строительства Коксостроя. Комиссия по разбору причин трагедии собиралась несколько раз. 21 марта 1931 г. никаких ответов ни из Новосибирска, ни из Москвы по поводу особого допроса Лоханского "с пристрастием" еще не поступило. Участники комиссии вынуждены были признать, что "возможная связь Едашкина и Лоханского" в суде не подтвердилась. Это означало лишь одно: начальник кемеровского Энергостроя Соколовский (тот самый, который был представлен к ордену Ленина и метил на место знаменитого Норкина, рулевого кемеровской промышленности 30-х гг.), равно и его сотоварищи Лоханского оклеветали. Но Лоханскому - не привыкать. После процесса "Промпартии" и ареста, равно и после собственных "признаний", его уже вряд ли что могло удивить. Кроме того, выяснились пикантные детали. Оказывается, упомянутый Едашкин вообще был назначен на Коксострой против воли Лоханского. И, стало быть, если бы в свое время прислушались к Лоханскому - никакого обвала тепляка (строительством коего руководил Едашкин) не приключилось бы. Впрочем, даже после того, как прояснилась эта убийственная деталь, еще находились энтузиасты, призывавшие к применению 58-й статьи. Особенно усердствовал будущий редактор газеты "Кузбасс" (а впоследствии городской прокурор) Когаловский. Он считал, что "если бы на процесс было отпущено побольше времени, судьи могли бы натянуть на обвиняемых 58-ю статью". И тогда, возможно, Лоханскому в очередной раз - несдобровать... Вредитель Как уже было сказано, после процесса "Промпартии" Лоханского освободят. И он вновь объявится в Кемерове. С подачи Норкина его примут на работу. И он будет открыто называться вредителем (об этом мы подробно писали в нашем очерке "Атлантида Бориса Норкина", опубликованном в "Нашей газете"). В глазах потомков Лоханский реабилитируется прежде всего усилиями журналиста Ивана Балибалова, который особое внимание уделяет интересу самого Орджоникидзе к быстроходным коксовым печам и другим открытиям бывшего "вредителя". Так что заслуги Лоханского в строительстве Коксохима будут расписаны красочно. Но случится непостижимое: все узнают о "гиперболоиде" знаменитого инженера (то есть буквально - о его вкладе в коксохимию), но ровным счетом ничего - о нем самом как о личности. Потому что личность в СССР - ничто. Главное - идейность и "общее дело". Остальным можно пожертвовать... Мэри КУШНИКОВА.
Вячеслав ТОГУЛЕВ.
|
