В следующем году - два юбилея: 80 лет газете "Кузбасс" и 65-летие ее участия в сталинском геноциде 1937. Редакторы этой газеты были весьма "идейными", что никак не избавило некоторых из них от политического ярлыка "враг народа"... июня 2001 г. в газете "Кузбасс" глубоко уважаемый журналист Валентин Масленников опубликовад статью, касающуюся облика названной газеты образца 1929 года. "Мы не знаем, - с сожалением констатировал В.Масленников, - накими они были, журналисты тогдашней газеты "Кузбасс". Мы даже не знаем их имен. Известно лишь, что редактором сначала был Н.Житловский, с октября - Б.Голубчик". Однако история газеты "Кузбасс" - отнюдь не "за семью печатями". С удовольствием представляем читателю очерк об упомянутом выше редакторе Борисе Марковиче Голубчике, объявленном в 1937 г. "врагом народа". Впрочем, к этому времени он уже - не редактор, ибо своего места лишился в 1937 г., после чего работал в Сталинске (Новокузнецке) зам. редактора "Большевистской стали", а в памятном 1937-м - помощником юриста Сталинскторга. Культурные запросы Голубчик слыл культурным человеком. Интересовался театром - также, например, как знаменитый кемеровский инженер Лоханский, очерк о котором "Наша газета" опубликовала 17 апреля с.г. Однако если Лоханский пользовался репутацией "антисоветчика", то Голубчик - вполне "идейно выдержанная" личность, которая очень умело рассуждает о так называемой "классовости" любого явления культуры. Так, 13 октября 1929 г. на зрительской конференции в кемеровском Дворце труда Голубчик разглагольствует о "пролетарском характере советского театра": "Театр не только развлекает. Театр воспитывает. Внеклассового театра - нет. Подлинно рабочего театра еще нет. Есть только течения, близкие к рабочему театру. Это - пролеткульт... Истинно рабочий театр будет выкован годами... Перед советским театром стоят большие задачи - воспитывать массы в духе сегодняшнего дня...". Пресловутая "классовость" и была основным стержнем жизни Бориса Голубчика. Газета при Голубчике тоже была донельзя "классовой". Заведующая кемеровской школой N28 Мария Дмитриевна Аргентова жаловалась, что в 1930 г. газета почем зря утверждала, "что я бывшая жена полковника Виноградова, сидела в домзаке, будучи осужденной за контрреволюционную работу на 5 лет. Я никогда в своей жизни не сидела не только в домзаке, но и никогда ни по каким вопросам не обращалась в домзак, а поэтому меня там никто не мог видеть, женой полковника я не была и не носила фамилии Виноградова"... "Связь с темными личностями..." Работа у Голубчика была нервная. Особенно донимал его секретарь партийной ячейки Канавин, малограмотный. Он обвинял Голубчика в "правом оппортунизме" и подмечал каждый его промах, сигнализируя в горком ВКП(б). Например, как-то узрел, что 2500 экземпляров газеты пошло в брак. Голубчик также обвинялся в том, что имеет "связь с темными личностями" - поповскими сыновьями Якименко и Дьяконовым, а также с Желтовым - все они -де подсмеивались над комсомольцами, "а Голубчик никаких мер не принимал". В битве с секретарем партячейки одержит верх Голубчик. Ячейку распустили. Канавина сняли с работы, Голубчику же указали на несвоевременность донесения в горком об имевшей место склоке. Голубчику также указали на грубость и прочие "личные недостатки"... Заметим, однако, что когда Голубчика снимут со скандалом с должности, исключенный из партии Канавин уже в 1934 г. будет апеллировать в комиссию по чистке ВКП(б), настаивая на своей невиновности по принципу: я -де был первый, кто пытался разоблачить классовое нутро Голубчика, и за это поплатился партийностью. Увы, очередному доносу Канавина в комиссии по партчистке особого значения не придали, ибо выяснилось, что какое-то время он служил в армии Колчака, а таким веры у новой власти не было... Полоса невезения 28 сентября 1933 г. президиум Западно-Сибирской краевой контрольной комиссии ВКП(б) постановил Голубчика с работы редактора снять и объявил ему строгий выговор за "бюрократическое отношение к рабселькоровским заметкам, замазывание и замалчивание ряда безобразий, за шарахание в вопросах развертывания самокритики". Было заявлено, что при Голубчике в редакции свили "вражеское гнездо" некие чуждые элементы. Газета была объявлена "беззубой", потому что "Голубчик стал на путь замазывания недостатков, глушил инициативу рабкоров". Голубчик также обвинялся в том, что "оторвался от массы", "шарахнулся и стал опошлять самокритику", "искал перерожденцев, но не там, где нужно", что у него "проглядывает хвостизм, поддакивание мелкобуржуазным настроениям", и что "классовый враг это использует". Утверждалось также, что "притупленность у Голубчика не изжита", и поэтому газета превратилась в "вяленую воблу". Но был ли так уж виновен "в недостаточной бдительности " Голубчик? Ведь, как следует из протокола, один только репортер Миляев (парторг газеты) предоставил властям материалы, по которым "не меньше 50 кулаков присуждены до расстрела". И разве нельзя после этого аттестовать как расстрельщиков не только Миляева, но и Голубчика, да и всю газету в целом? В чем причины? Таким образом, "недостаточная бдительность" Голубчика не доказывается. Но раз дело не в бдительности, то - в чем же? Почему Голубчик лишился редакторства? И тут - презанятая деталь. Однажды газета принялась критиковать начальника кемеровской электростанции Соколовского и даже опубликовала про него статью "Душитель рабочих предложений". Но ведь именно Соколовского прочил на место Норкина (рулевого всей кемеровской промышленности в 30-е годы) вождь западно-сибирских большевиков Эйхе, о чем мы писали недавно в очерке "Мертвые держат живых" (см. "НГ" за 27 июня с.г.). К тому эе Эйхе был крайне недоволен работой Норкина, а газета, как уже было сказано, принялась ругать Норкина только накануне смещения Голубчика. В контексте уже описанных нами игрищ, затеянных Эйхе, падение Голубчика не выглядит чем-то необычным. Во всяком случае, без личной санкции Эйхе увольнение редактора состояться не могло никак... На новом месте После скандала в Кемерове Голубчика переводят в Сталинск (Новокузнецк) заместителем редактора "Большевистской стали". Но и тут ему покоя нет. 27 октября 1935 г. бюро Сталинского горкома ВКП(б) обвинило его в политической ошибке и предупредило, что в случае повторения партийного проступка на него будет наложено "строгое партийное взыскание". Из текста постановления видно, что Голубчик оказался каким-то образом причастен к опубликованию статьи некоего Н.Митрофанова, которая "содержит в себе вредные антипартийные установки, грубо извращающие предоктябрьский период истории партии в меньшевистско-каменевском духе". Голубчик - активный участник сталинских репрессий. Это ему летом 1936 г. поручили "побеседовать" со своим коллегой Степановым, корреспондентом "Советской Сибири", дабы выведать у него побольше фактов о так называемой "оппозиционной деятельности". Это он, Голубчик, вытянул из Степанова сенсационные признания: "Степанов говорил о своей оппозиционной деятельности с Ломинадзе, выяснилось, что Степанов после восстановления его в партии (участвовал) в право-левацком блоке, играл (там) активную роль,... поддерживал связи с арестованным Панкрушиным". Заметим: упомянутый Ломинадзе - фигура настолько известная, что вошла практически во все учебники по истории КПСС как глава знаменитого "право-левацкого блока", направленного против Сталина... Враг народа Казалось бы - удачно выполненное щекотливое поручение по дискредитации Степанова как врага народа должно было оградить Голубчика от невзгод 1937 года. И поначалу действительно все складывалось как нельзя лучше. В феврале 1937 г. ему еще доверяют, - он даже входит в специальную комиссию по подготовке к пятилетнему юбилею КМК. И вот - неожиданность. Объявили троцкистом и врагом народа. Причем пострадал не только Голубчик, но и его непосредственный начальник, редактор "Большевистской стали" В.А.Розин. Из протокола на Розина узнаем, что Голубчик был обвинен в связях с троцкистами Кутузовым и Бояршиновым (зав.партотделом названной газеты), а также с кулацкими сыновьями Бажиным и Куваевым. Личное дело самого Голубчика рассматривалось на бюро горкома 28 ноября 1937 г. В это время Голубчик уже не работает в газете и занимает скромную должность помощника юриста Сталинскторга. Из обвинительного заключения: "Голубчик троцкист, участник диверсионно-террористической правотроцкистской организации, завербован Розиным. Голубчик совместно с Розиным создали в аппарате редакции "Большевистской стали" контрреволюционную группу в числе 6 человек из соцчуждого и прочего контрреволюционного элемента. ...Голубчик ... не давал в газету острых материалов, разоблачающих врагов народа... На упомянутом заседании Голубчика исключили из партии как врага народа. А через три недели, 17 декабря, исключили из партии его жену - Александру Кузьминичну, она заведовала городским бюро Союзпечати. Ее обвинили в связях с мужем, а также в том, что "прикрывала в аппарате троцкиста Зимина и афериста Маркова, вместе с ними проводила враждебную работу...". Донос Любое "вражеское" дело начиналось с доноса. В случае с Голубчиком доносчиком оказался его сотоварищ Н.П.Зимин - они вместе посещали еще в 1932 г. курсы газетных работников в Московском институте журналистики. Его донос датирован 23 сентября 1937 г. Начинался он так: "Считаю необходимым сообщить о члене ВКП(б) Голубчике Борисе Марковиче, работающем теперь зам.редактора газеты "Большевистская сталь"... Во время учебы на курсах газетных работников в 1932 г. в Москве... Голубчик в беседах с курсантами и затем во время занятий по ленинизму высказывал следующие суждения...". Далее идет перечисление "компромата". Так, Зимину удалось разузнать, что Голубчик как-то в частной беседе заявил: "Это ерунда, что Троцкий унизился до единого фронта с полицейскими в борьбе против большевиков. Он же боролся против царизма, он может ошибаться, но с фашизмом он, конечно, не может иметь что-либо общее". Через четыре дня после доноса, 27 сентября 1937 г., прокурор города Сталинска Сорокин допросил некоего Георгия Ивановича Золотухина. Он попросил рассказать следствию о связях Голубчика с врагами народа - бывшим редактором "Большевистской стали" Власовым и бывшим начальником отдела кадров КМК Бодяко. Золотухин дает исчерпывающие показания: "В 1933 г. осенью Голубчик за грубейшие политические ошибки снят был с поста редактора газеты в Кемерове и "Ударника Кузбасса" и сейчас же был принят бывшим редактором "Большевистской стали" врагом народа Власовым". О связях Голубчика с врагом народа Бодяко Золотухин не знал ничего. Однако он охотно делится информацией о связях Голубчика с окружением Бодяко. Друг Бодяко и его собутыльник, зам.редактора Смирнов, - дослужился до ответственной должности в краевой газете "Советская Сибирь". Вина Голубчика заключалась в том, что он, "хорошо зная о связях Смирнова с Бодяко, не принял никаких мер к его разоблачению". Более того - "несмотря на протесты сотрудников редакции принял на работу приехавшего из "Советской Сибири" Карповича - врага народа". Выяснилось также, что Голубчик более полугода хранил в редакционном портфеле и не печатал статью некоего Проскурякова, разоблачающую Бодяко. Припомнили и такой "сюжет": в конце марта 1937 г. одна типографская наборщица заявила редактору "Большевистской стали" Пинчуку, "что знает и даст исчерпывающие материалы о связи Смирнова с Бодяко". Пинчук поручает допросить упомянутую наборщицу именно Голубчику. Голубчик поручение выполнил своеобразно, - заявил, что "наборщица ничего не сказала". Таким образом, подразумевалось, что Голубчик специально, во вражеских целях, утаил показания наборщицы против известных всему городу "диверсантов". Личные счеты И тут выяснилось, что у доносчика Золотухина к Голубчику - личные счеты. В сентябре 1937 г. Золотухин написал прокурору города жалобу и отправил ее в копии в газету "Правда". Оказывается, одно время Золотухин работал в "Большевистской стали" литсекретарем. Голубчик эту ставку сократил, и Золотухину пришлось подыскивать новое место работы. Ему предложили место в газете "Социалистическая Алма-Ата". Однако Голубчик послал в Алма-Ату такую характеристику на Золотухина, что того на работу не приняли. В характеристике было написано, что Золотухин аполитичен, плохой общественник и уже однажды исключался из партии. таким образом, политическое досье Голубчика с последующим записыванием во "враги народа" пополнялось при помощи его личных недоброжелателей. Голубчик был обречен. Впрочем, - он еще пытается спастись и оправдаться. Сохранился автограф письма, в котором он пытается "сохранить лицо", излагая факты в выгодном для себя свете. Так, он сообщал, что с 1927 г. по 1 июля 1929 г. работал в крайкоме ВКП(б) инструктором отдела печати. Большое несчастье постигло его в конце 1928 г., когда в Новосибирске был создан журнал "Настоящее": "Я был приглашен участвовать в журнале и дал согласие, поэтому моя фамилия была занесена в список участников журнала, которые печатаются под заголовком, за все время я написал один очерк и тот, кажется, напечатан не был (точно не помню)". Вся беда была в том, что решение ЦК ВКП(б) журнал "Настоящее" был закрыт в середине 1930 г. "за выступление против Максима Горького". Так или иначе, 1 июля 1929 г. Голубчика откомандировали в Кемерово на должность редактора "Кузбасса". Голубчик очень гордился тем, что при редакции был организован кружок начинающих писателей, который он связал "с существовавшим в то время Сибирским Союзом писателей". В частности, писатели Вихлянцев и Непомнящих посетили Кемерово не без протекции Голубчика, - со специальной целью инструктировать кружок. Таким образом, Голубчика с известными натяжками можно назвать "прародителем" кемеровской писательской организации, или, точнее, ее "крестным отцом", - впрочем, литературные сообщества существовали в Кемерове и до Голубчика (так, о литературном объединении "Ликэс" образца 1924 г. мы писали в "Нашей газете" 18 января 2000 г.). Журналистский "шалман" Разумеется, объявлению Голубчика врагом народа предшествовало и коллективное его избиение на журналистском партсобрании. Состоялось оно 9 октября 1937 г. и началось с сообщения некоего Плотникова. Он имел разговор с писателями Н.Кудрявцевым и Итиным, и выяснил, что "Голубчик не был руководителем литературной группы и журнала "Настоящее", но участвовал в журнале как один из авторов, что "журнал был создан по заданию и под покровительством врага народа Сырцова, а руководили журналом враги народа - троцкисты", поэтому "Голубчик виноват в том, что участвовал в этом журнале, зная антисоветское направление". Впрочем, критика Голубчика на упомянутом партсобрании была недружной. Собрание не исключило Голубчика из партии, а только объявило ему строгий выговор с предупреждением "за потерю революционной бдительности". И потребовалось вмешательство горкома, чтобы на Голубчика навесить-таки ярлык "врага народа". Почему сослуживцы не торопились "топить" Голубчика? Потому что всем было ясно: если объявить его врагом - тут же последуют обвинения практически всех сотрудников редакции в связях с врагом, а за это тоже по головке не погладят. Поэтому иные предпочитали ничего "вражеского" в поведении Голубчика не замечать. А некто Гилев на собрании прямо заявил: "Мое мнение - Голубчик не потерянный для партии человек". Другой же выступающий, Мозжевицкий, вспоминает с каким усердием Голубчик боролся с троцкистами еще в 1924 г.: "Знаю Голубчика с 1924 г. Он был в 1924 году секретарем редакции газеты "Совсибирь". В то время он вел борьбу с троцкистами в редакции, в частности, с троцкистом Барабаш...". Вместо эпилога Итак, борьба Голубчика с "классовыми врагами", которую он вел в течение полутора десятилетий, закончилась тем, что его самого записали в "Классовые враги". Но никаких сожалений по поводу былых своих разоблачений Голубчик, находясь, что называется, "у черты" столь опасной не только для имиджа, но и для жизни, не выказывает. Увы... Недавно один бойкий газетный работник в статье "Развод по-писательски" назвал наши архивные находки по истории журналистики Кузбасса "чернухой". Что ж, вчитываясь в строки биографии бывшего редактора Бориса Марковича Голубчика, действительно ловишь себя на том, что история и газет, и репортеров, и общества в целом была тогда какая-то "чернушная". Она и не могла быть иной, особенно в пору тех кровавых антрактов, о которых писал Кюстин: "Что бы ни говорила и ни делала толпа, ее энтузиазм кажется мне вынужденным, ее любовь к царю (а Сталин - чем не царь? - авт.) напоминает мне любовь стада к своему пастуху, который его кормит, чтобы послать затем на убой. Рабское восторженное поклонение, безмерный фимиам, становящийся наконец невтерпеж божественному идолу, - весь этот культ обожествления своего монарха прерывается вдруг страшными, кровавыми антрактами. Русский образ правления - это абсолютная монархия, умеряемая убийством...". Что ж, сказанное вполне можно отнести и к России тех "чернушных" лет, в которые так пытался (увы, безуспешно!) вписаться скромный провинциальный редактор Б. М. Голубчик... Мэри КУШНИКОВА. Вячеслав ТОГУЛЕВ
|