|
В следующем году — 110 лет со дня рождения видного кемеровского хозяйственника двадцатых–тридцатых годов, бывшего управляющего химзаводом, начальника Кемеровохимкомбината Василия Кузьмича Отдельнова. Отдельнов входил в штат Автономной индустриальной колонии "Кузбасс", лично знал ее главу Рутгерса, непоследовательно, но стойко ему оппонировал и был среди тех, кто привел колонию к неминуемому краху. В 1937 году Отдельнова исключат из партии и объявят "контрреволюционером" в момент, когда он руководил кемеровским мехзаводом в должности заместителя директора. Тем не менее, из "ежовых рукавиц" он выворачивается и весной 1938 г. добивается сатисфакции, вплоть до восстановления партийности. В быту он — всякий. Не прочь был приударить за артистками из нововыстроенного Дворца Труда, "интимничает" с женой своего подчиненного Вейхеля, что не помешало ему, однако, вступаться за последнего, когда того травили и, в конце концов, довели до самоубийства. Из документов следует также, что Отдельнов любил варить пиво. Пиво с динамитом В 1922–1923 гг. Отдельнов работает на руднике имени 25 Октября, который вскоре закроют как убыточный и нерентабельный. Рабочая масса — разлагается. Из сводок той поры узнаем, что особой популярностью среди рабочих пользуется невообразимая смесь пива с динамитом, для здоровья вовсе небезопасная. В состав динамита, например, входили нитроэфиры (до 15 процентов), коллоидный хлопок, калиевая, натриевая или аммиачная селитра и древесная мука. Эти составляющие годились для удобрения полей, но не для внутреннего потребления. Парторганизатор рудника Милорадов доносит в райком о нравах той поры, поминает он и Отдельнова: "28 октября (1923 года) было... гулянье, участвовали Отдельнов, Перепелов, милиционер, заврудником, десятники и несколько рабочих. Отдельнова хотели побить, да заступились Перепелов и Иванов, которые как будто уговорили. Понедельник становится обычным в страдании от боли, а не от работы, бороться некому и не с кем с этим злом (то есть с пьянством), которое учиняют сами коммунисты, а главное — и старший милиционер Перепелов, да и как бороться, если вместе пьешь и сам варишь этот суррогат...". "До без задних ног..." Жизнь той поры не назовешь благонравной. Но что именно празднует Отдельнов, и по какому случаю гулянка за гулянкой? Оказывается, в связи с предстоящим закрытием рудника Отдельнову, равно и другим не вовсе приметным функционерам, отвечающим за житье–бытье рабочих на копях, надлежит переехать в Кемерово. Чем не повод "погудеть"? Милорадов сообщает: "Борьба с пьянством и в связи с пивоварением результатов не дает, так как Отдельнов и Перепелов научились варить крепкое пиво с медом и гостей поить до без задних ног (так в документе! — авт.). К 7 ноября Отдельнов, предшахткома, наварил пива с медом, пригласил к себе гостей: инженера Соловьева, Канановича десятника, конторщика Черкасова, конторщика Тухтаркина, потребиловки приказчика Осипова, милиционера Перепелова, одним словом, всю старательскую интеллигенцию вместе с женами и гремели всю ночь, только трещал барак, теперь как же бороться с этим, когда сама власть на руднике варит пиво и пьет допьяна, стало быть, и нам, рабочим, по примеру нашего шахткома можно пить под предлогом пива и самогону, ведь все равно и с пива пьяные...". "Только гудел барак..." Итак, после громких гулянок, от которых, как образно выразился Милорадов, "только гудел барак", Отдельнова переводят на работу в Кемерово, на химзавод, уполномоченным профсоюза. История его появления на химзаводе довольно пикантна. 19 октября 1923 г. на заводе — предзабастовочные настроения. Производство опасное, а у рабочих нет спецодежды и даже рукавиц. Профделегат от котельного цеха Ермаков заявил на собрании, что если правление АИКа не выделит рабочим рукавицы, то назавтра 25 человек окажутся в больнице. "Буза" закончилась тем, что Ермакова исключили из профсоюза. Некая Косякина испуганно доносила, что Ермаков "продолжает будировать рабочих" и обещает "пощупать бока рабочим". Как следствие — заведующего профсоюзным комитетом химзавода Боброва сняли с работы, завком ликвидировали и организовали новую должность — представителя рудкома профсоюзов на химзаводе, которую отныне и стал занимать Отдельнов. Сам смысл этого назначения вполне очевиден: Отдельнову надлежало отныне гасить "бузу" на заводе, на что явно не был способен его предшественник, упомянутый выше Бобров. Настроение рабочих на заводе, однако, было таково, что бузили даже коммунисты. Положение осложнилось массовыми сокращениями, предпринятыми Рутгерсом в декабре 1923 г. Это было продуманное и мудрое решение, продиктованное неблагоприятной конъюнктурной обстановкой в условиях общего спада производства в стране, однако такая "крутая" мера у кемеровских рабочих восторга не вызвала. Через два месяца после назначения на новую должность на общем собрании коммунистов Кемеровского района Отдельнов сообщал "о сепаратных выступлениях членов РКП (на химзаводе):... они выступали потому, что боялись, что их сократят, или попали некоторые под влияние беспартийных масс". Коммунистов, однако, удалось успокоить: сокращению подлежали только беспартийные и только не члены профсоюза. Песок в подшипниках На сокращения рабочие реагировали по–разному. Иные вредили производству, подсыпая в подшипники песок и выводя машины из строя. Действие вполне понятное: механизация вытесняла ручной труд, одна машина могла заменить 10, а то и 20 рабочих. Воюя с машинами, рабочие на свой манер протестовали против безработицы. Отдельнов реагирует на факты замеченного вредительства особым письмом: "Завком химзавода, пишет он, — доводит до сведения, что после обнаружения песка и цемента в среднем подшипнике турбины такое же явление обнаружено в дробильне угля в одном из подшипников вала, приводящем в движение дробильные аппараты". На дроблении угля, как следует из иных документов, работали женщины. Машины облегчали их тяжкий труд, но они предпочитали дробить уголь вручную, чем быть сокращенными. Таковы были реалии советской индустрии, малопонятные иностранцам, руководящим АИК "Кузбасс", частью которой химзавод и являлся. Отдельнов обращается к руководителям колонии с просьбой организовать работу так, "чтобы перед пуском в ход все машины и аппараты тщательно осматривались". "Навозная" история На руководящей стезе Отдельнов чувствует себя уверенно и постепенно идет в рост. В 1924 году избирается членом ревкомиссии окружкома партии, его кандидатура выдвигается при выборах секретаря Щегловского райкома РКП)б), однако проваливается, поскольку местный профсоюзный вожак Тимощенко публично выступает против. Как профсоюзный лидер химзавода, Отдельнов инициирует акции, которые рабочим были явно не к душе. Так, в мае 1925 г. он выступил с предложением уничтожить огороды, расположенные около частных домов. На химзаводе по этому поводу состоялось собрание рабочих и служащих. Дебатировался вопрос: убрать огороды и расширить за их счет улицы, или "оставить все как есть". Выступает Отдельнов. Он читает, что огороды вредят здоровью: "Огород, — заявил он собравшимся, — приносит много вреда рабочим, ибо огород употребляет назем, от которого получаются заболевания, нам нужно очистить колонию, ибо это будет лучше для здоровья рабочих". В результате решили просить руководство АИКа не уничтожать рабочие огороды и, таким образом, Отдельнов в своей отчаянной борьбе за здоровье рабочих, которому якобы вредит навоз (или "назем", как сказано в протоколе), проигрывает. Нельзя, впрочем, не заметить, что Отдельнов в своем радении за чистоту улиц был не одинок: известны приказы по АИКу, в которых предписывалось не утеплять жилища навозными насыпями, нечистоты закапывать в ямки, а не выливать под окна домов, а местным коровам теми же приказами вменялось не бродить где попало без присмотра. Интересно, что Отдельнов в этом противостоянии между чистюлями–иностранцами, руководящими колонией, и местным населением, в традициях коего — держать свиней даже внутри дома, берет сторону начальства: ему нужна не популярность, а уверенность в завтрашнем дне, как следствие исполнительности и лояльности. "Реорганизация" В 1925 году в АИКе широко дебатировался вопрос о так называемой "реорганизации". Заместитель Рутгерса, Калнин, выступал за выделение химзавода и Кемрудника в самостоятельные хозяйственные единицы, хотя до сих пор они были слиты в одно предприятие. Одновременно Калнин предлагал существенно ограничить автономию колонии и те особые права, которые были дарованы ей Кремлем (прямой выход на европейские рынки, своя, отличная от советской, бухгалтерия и т.д.). Интересы Рутгерса и Калнина столкнулись, потому что Рутгерс не был сторонником превращения АИКа в обычный советский трест. К тому же реорганизация, затеянная Калниным, должна была неминуемо привести к разбуханию аппарата: штаты служащих при выделении Кемрудника и химзавода в самостоятельные предприятия должны были, соответственно, увеличиться вдвое. В конце концов столкновение интересов иностранцев (во главе с Рутгерсом) и русских (Калнина и его команды) привело к увольнению Калнина с должности заместителя Рутгерса. Превращение АИКа в обычный советский трест, таким образом, было на некоторое время отложено. Характерно, что Отдельнов в этом споре по поводу автономии держал сторону именно Калнина. "Особость" положения АИКа по сравнению с другими советскими предприятиями была ему не по душе. Отдельнов также поддерживал Калнина в стремлении выделить химзавод и Кемрудник в отдельные предприятия, доселе слитые, пусть даже эта мера и обернулась в конце концов значительными убытками для казны АИКа. Возможно, виною всему — некая корпоративность: свой, "советский", Калнин ему понятнее, чем европеец Рутгерс, и поэтому он охотно подключается к играм и интригам, направленным против последнего. Возможно также, что Отдельновым двигала и вполне понятная жажда перемен: даже при иностранцах химзавод представлял собою зрелище печальное, и многие возлагали на Калнина и его реформы большие надежды. Увы, надежды эти не оправдались. О ситуации на химзаводе Отдельнов сообщал осенью 1925 г. следующее: "Для коксовых печей заготовлено 1000 досок, из которых 70 процентов гнилье, никуда не годится, а затрачены средства и нет хорошего материала. Со спецодеждой дело обстоит плохо и странно слышать, что спецодежду заказывали в Америке и выдадут, когда получат, а где же раньше–то Правление АИК было, и о чем оно думало, ведь такое положение со спецодеждой находится уже давно, при таком положении вещей можно добиться того, что квалифицированные рабочие разбегутся. Конкурировать химпродуктами с Донбассом мы, конечно, не можем, т.к. наши химпродукты невысокого качества...". Управляющий По мере того, как акции Рутгерса падали, положение Отдельнова, в силу описанных выше обстоятельств, укреплялось. Весной 1926 г. Рутгерс практически уже не у дел (подробнее об этом см. "Нашу газету" за 21 марта 2001 г.). Фактическим руководителем колонии становится К.Н.Коробкин, взявший курс на изживание иностранцев из Кузбасса. Управлять химзаводом в мае 1926 г. назначают Отдельнова. Напомним, что при Рутгерсе делами химзавода заправлял немец Штоммель, инженер высокой квалификации. Замена Штоммеля профсоюзным и партийным функционером Отдельновым вполне вписывалась в планы Коробкина по нейтрализации "иностранщины" и вытравлению интернационального духа колонии, о чем мы писали в очерке, опубликованном в "Нашей газете" 5 октября. С уходом иностранцев и назначением Отдельнова дела на химзаводе, конечно, не стали выглядеть блестяще. В августе 1926 г. на заводе была допущена крупная авария, что не очень–то было и удивительно в условиях, когда инспецы спешно покидали Кемерово. Было испорчено 20 тонн 98–процентного бензола. И, дабы не признаваться, что допущен технологический брак в особо крупных размерах, Отдельнов решил свалить все на неведомых вредителей. Якобы в десять часов утра 21 августа бензол был превосходного качества и содержался в цистернах с закрытыми кранами и заглушками, но к 5 часам вечера неведомый враг, не трогая ни заглушек, ни кранов, весь бензол каким–то чудодейственным способом попортил. И надо же — совпадение! — порча продукта произошла невдолге после массового изжития иностранных инженеров из Кемерова... Самоубийство Отношения с Коробкиным у Отдельнова — не безоблачны. С одной стороны, Отдельнов — послушный подчиненный. С другой, в иных случаях, выступает порой стороной страдательной, и с командой Коробкина уживается не всегда. Так, не задались у него отношения с коммерческим директором колонии Гафтом. Быть может, и к лучшему: Гафта вскоре арестуют, да и Коробкина — тоже, так что нелады с ними окажутся как бы к пользе. Но — к сути. При Отдельнове главным инженером химзавода был Владимир Александрович Вейхель, который, судя по документам, Отдельнова весьма устраивает. Это был очень нервный человек, болезненно реагировавший на выпады, которые допускал по отношению к нему коммерческий директор АИКа Гафт. 10 ноября 1926 г. Вейхель просит у Отдельнова освободить его от работы главного инженера по состоянию здоровья, что подкреплялось и специальным освидетельствованием профессора Заводского. Через три дня Отдельнов пишет Коробкину, что Вейхель уходит с должности отнюдь не по состоянию здоровья, а в силу незадавшихся отношений с Гафтом, который Вейхеля настолько не ценит, что использует его не как инженера, а как курьера и рассыльного. "Так, — вступается за Вейхеля Отдельнов, — поступать со специалистами абсолютно нельзя. Я считаю Вейхеля хорошим, активным работником, работающим не за страх, а за совесть. Потерять такого работника было бы невыгодно со всех сторон. Вейхель за короткий срок своей работы главного инженера кое–что многое успел сделать для завода, и с полной уверенностью могу сказать, что если ему дать возможность работать, то он сумеет завод поставить, как действительно должен работать завод. Я думаю, товарищ Коробкин, что вы сумеете уладить это недоразумение. Повторяю, что мне лично нежелателен уход Вейхеля...". Все дело в том, что некоторое время спустя Вейхель покончит жизнь самоубийством. Была, правда, и другая версия, отраженная документально: муссировались разговоры, что его убили местные чекисты. Как бы то ни было, участие Отдельнова, проявленное к Вейхелю незадолго до трагедии, делает ему честь, хотя его оценки Вейхеля как специалиста и не бесспорны: тому свидетельство — серия крупных аварий на заводе, допущенных именно при Вейхеле. Конец автономии В 1927 году с АИКом было покончено. Предприятия АИКа превратились в самые что ни на есть обычные, советские. Для руководства АИКа этот год стал фатальным: многих судили. Начало года, впрочем, не сулило Отдельнову никаких бед: его избрали членом комфракции Правления АИК. Отдельнов становится весьма популярным: рабкоры газеты "Кузбасс", как сообщал редактор Сосин на заседании бюро окружкома, уж очень его любили и рекламировали. Кстати, на том же заседании выступает и Отдельнов, который жалуется на то, что в Кемерове травят хозяйственников, и, стало быть, его самого. Он приводит пример, когда на одном совещании некоего хозяйственника "назвали вором, говорят, что все деньги расходуются по карманам хозяйственников и специалистов, что все хозяйственники сволочи, что стрелять их нужно..., можно ли работать в такой обстановке, когда плюют в лицо на каждом шагу?". Достается от Отдельнова и газете "Кузбасс": она занималась клеветой и поддерживала "спецеедческие настроения". Не трожь своих! 5 апреля 1927 г. на химзаводе — очередное происшествие. По недосмотру партийца Анкудинова 13 тонн химпродукта "ушло в яму". Об этом случае Отдельнов докладывает на бюро окружкома партии и предлагает Анкудинова с работы уволить. Но окружком за Анкудинова вступается. Активный, мол, партиец, часто выступает на партсобраниях. А посему халатность в особо крупных размерах остается без последствий. В том же месяце на окружкоме Отдельнова пожурили за то, что тот не здоровается с рабочими. Но все это — мелочи. Главное — другое: в связи с тем, что бывшая команда Коробкина попала в немилость, появились возможности пойти, что называется, в рост. На собраниях Отдельнов, уже постфактум, на чем свет ругает Коробкина: ведь тот не при должности и дать сдачи уже не может. В ноябре 1927 г. — еще одно приятное для Отдельнова событие: бюро окружкома поддержало идею объединения химзавода с Кемрудником (как это было когда–то при Рутгерсе, и только стараниями Калнина, Отдельнова и других единое когда–то предприятие, как уже было сказано, расчленили надвое). В связи с предстоящим объединением бывший управляющий Кемрудника Вершинин назначен на ответственную должность представителя "Кузбассугля" на Урале, а Отдельнова рекомендовали в управляющие новой объединенной структуры. И это притом, что сам же Отдельнов, не щадя живота, еще полтора года назад делал все возможное, чтобы химзавод с рудником разъединить и, выходит, в конце концов демонстрирует явную беспринципность, которую в те поры именовали гибкостью и считали не пороком, а достоинством. "Артистки перепились..." Но радоваться было рано. В мае 1928 г. Отдельнова снимают с должности управляющего Кемеровохимкомбинатом. Поводом послужил новогодний вечер в кемеровском Дворце Труда, на котором Отдельнов присутствовал вместе с другими видными кемеровскими руководителями. В протоколе записано, что "участники вечера изрядно выпили и были пьяны, на вечере товарищ Отдельнов играл в карты и занимался интимными делами с женой главного инженера (химзавода) Вейхеля..., кроме того, для большего эффекта на устроенную попойку приглашены артистки... После того как артистки сильно перепились, товарищ Отдельнов и другие, захватив с собой запасы вина и закуски, с артистками отправились в их уборные, где и заканчивали встречу Нового года...". Означенный протокол датирован 30 мая 1928 г. Всего лишь за двенадцать дней до этого события, как свидетельствовал в письменной форме некто Атанасов, Отдельнов вместе с инженером Эрдманом договорились об организации ареста названного Атанасова, занимавшегося починкой моторной лодки "Смычка", по не вовсе проясненному поводу. Эрдман обещал даже подвести Атанасова под расстрел, что вряд ли было реально и выглядело явным перебором. Но важно другое: всего за несколько дней до потери должности Отдельнов еще настолько в силе, что может без суда и следствия организовать арест подчиненного ему работника. И вот — все рухнуло. Скандал на сексуальной почве (артистки, жена Вейхеля!) публично афиширован... Впрочем, 30 июня 1928 г. он еще выступает на производственной конференции коксохимзавода с вполне понятной тревогой: он заявляет, что нельзя огульно обвинять в контрреволюции хозяйственников, допустивших просчеты: "нет еще таких работников, которые бы не ошибались в работе". Арест Итак, Отдельнов боится и считает неправильным, когда хозяйственника "обвиняют в контрреволюции". Очевидно, понимает, что от опасных обвинений в СССР не застрахован никто. Коробкин, Гафт, Горячев — этих хозяйственников и многих других, работавших в непосредственном контакте с Отдельновым, судили еще в 20–е годы. Отдельнову тоже довелось отбиваться от опасных "идейных" обвинений. В Кемеровском госархиве хранится его личное партийное дело. В 1937 г. он — заместитель директора кемеровского мехзавода. 1 сентября на внеочередном закрытом собрании коллектив мехзавода измывается над своим руководителем. Некто Николаев обвинял Отдельнова в том, что принял на работу бывшего торговца Когана, несмотря на сигналы все того же Николаева, а выступавший Кузьмиренко донес, что Отдельнов "давал мне распоряжение выселить с хорошей квартиры стахановцев и вселить в этот дом N25 по улице Индустриальной белого офицера Ванифатьева". Кроме того, Кузьмиренко сообщил, что Отдельнов якшался с сыном царского генерала Грошевым. А вот выступление некоего Сизова: "Отдельнов защищал Когана, хотя знал о нем, что он крупный торговец... За притупление классовой бдительности Отдельнова из партии (надо) исключть". 23 сентября 1937 г. — еще одно партсобрание мехзавода. Некто Кожемякин взволнованно сообщил собравшимся, что Отдельнов "опять принял (на работу) жену классового врага Ванифатьева. Ванифатьев арестован как враг народа". Кожемякину вторит Кузьмиренко: "Ванифатьеву, классовому врагу, Отдельнов отпустил 6 тысяч рублей на ремонт его квартиры..." А вот мнение Москвина: "Отдельнов не руководит, а вредит...". Слово берет также уже упомянутый Сизов: "Отдельнов скатился в болото оппортунизма, огородил себя чуждыми враждебными людьми, как Семейкин, Коган и другие". Предложил исключить Отдельнова из партии Грачев. Принять меры к Отдельнову предлагает и коммунист Жиганов: "Отдельнов является укрывателем врагов, как Когана, он дал возможность Когану выехать, т.е. скрыться от органов НКВД. Не является ли Отдельнов вредителем? Надо тонко все это проверить...". Что ж, имена недоброжелателей Отдельнова — тех, кто требовал расправы над ним, нам известны и мы их огласили. 13 ноября 1937 г. Отдельнова исключают из партии за связь с врагами народа. Вот соответствующее место из протокола бюро горкома: "Отдельнов пригласил Семейкина, затратив на его переброску крупные средства, а через две недели, по приезде в Кемерово, Семейкин органами НКВД был арестован как враг народа. Принял на работу начальником снабжения Когана, крупного торговца, судившегося, и при выселении Когана из Кемерова как враждебного элемента Отдельнов дает ему положительную характеристику и ходатайствует перед начальником гормилиции об оставлении Когана в Кемерове. Одновременно дает Когану незаконно отпуск (после двух с половиной месяцев работы). Держал у себя в аппарате шпиона Гельмана, троцкиста, врага народа Щербакова. Отдельнов занимается систематически пьянством с классово–чуждыми людьми". Через десять дней после этого постановления в документах все того же бюро горкома появилась запись, что Отдельнов — элемент "контрреволюционный". Мнимый расстрел В начале 90–х годов в краеведческих кругах вскользь промелькнула информация, основанная на изустном предании одного старожила, что Отдельнова–де расстреляли. Документы горкомовского делопроизводства такой вывод не подтверждают. Во всяком случае, 2 марта 1938 г. Отдельнов апеллирует, требуя восстановить свою партийность. Он по–прежнему кается в том, что засорил аппарат мехзавода классово–чуждыми людьми и огорчен тем, что в свое время дал положительную характеристику врагам народа, и таковых принимал на работу. Таким образом, весь тот бредовый компромат, который был предъявлен ему в тридцать седьмом году, он считает верным и подтверждает. Он оправдывается в том, что заступился за Когана и препятствовал милиции выселить его из квартиры. Кроме того, Отдельнов раскаивается в том, что пьет и, стало быть, подчеркивает правоту горкома, объявившего его "морально–разложившимся". Итак, даже пострадав в событиях 37–го года, Отдельнов считает, что понес заслуженное наказание. Горком такое искреннее раскаяние во внимание принимает и восстанавливает его в партии. Правда, в личное дело ему вписали выговор "за притупление революционной бдительности". Таким образом, и горкомовцы, и сам Отдельнов считают правым и святым делом умопомрачительный данс–макабр 1937 года... Вместо эпилога Известно: "не только тиран, но и раб страшится правды". Похоже, до конца своих дней Отдельнов проживет в уверенности, что в самом деле чем–то провинился перед инквизицией, загубившей столько жизней. Так оно, наверное, и должно было быть: панегирики рабству слагали рыбы, а инквизицию прославляли ее жертвы. Воистину, моральное разложение — это не пьянство Отдельнова и не его экзотическая страсть к приготовлению напитков, напоминающих пиво. Разложение — это мутация морали, как следствие долговременного воздействия на психику противоестественного порядка вещей. Мы сообщили уже, что в одном только Кемерове находится 16 памятников Ленину. Так если даже сегодня, в начале третьего тысячелетия, мы воспринимаем как норму доисторическое идолопоклонство, допуская в самых приметных общественных местах города атрибуты весьма опасной разновидности сектантства, по сравнению с которой "Аум–Сенрике" кажется нам лишь забавой, и если мы не можем, тем не менее, отважиться отречься от идола и опосредованной связи с былой сектой, — так каков же был пресс этих идолов во времена Отдельнова? И, более того, если идолы и секта нужны были в те поры, чтобы держать в страхе Отдельновых, внушая им комплекс несуществующей вины перед сектой, требующей миллионных жертвоприношений, то какова же роль и назначение этих идолов сегодня? Одно из двух: либо культа нет, и тогда идолы не нужны, либо культ наличествует и рано или поздно потребует жертвоприношений, поскольку такова уж его природа. Впрочем, очень похоже, что у нашего современника свободы выбора нет. Точно так же, как у Отдельнова. Но ведь сказано же: рабам не нужна свобода... Мэри КУШНИКОВА.
Вячеслав ТОГУЛЕВ.
|
