|
Самым крупным промышленным объектом города Кемерово в 1930-е годы был «Кемеровокомбинатстрой». С 1932 года он возглавлялся Борисом Осиповичем Норкиным, его заместителем был Ян Наумович Дробнис (очерки о них см. «Нашу газету» за 3 апреля и 27 июня 2001г.). После ареста Норкина и Дробниса руководить этим промышленным гигантом назначили Иосифа Абрамовича Каттеля. Который, в свою очередь, тоже был арестован. Как это и водилось в ту пору, Каттель в одном лице – и жертва, и палач, типичный носитель диковинной разновидности так называемой «коммунистической морали». И, поскольку 20-30-е годы надёжно вклинились в подсознание кемеровчан, отравленное весьма агрессивной идеологией, по сю пору запечатлённой даже в названиях улиц (Дзержинского, Кирова, Коммунистическая, Стахановская, Советская, Октябрьская, 50 лет Октября, 40 лет Октября, Красноармейская, Ленина и пр., и др. до бесконечности), мы готовы терпеливо, из номера в номер, возвращаться к «наброскам с натуры» и типажам тех времён, особенно в связи с подозрительными предложениями властей восстановить памятник Дзержинского на Лубянской площади в столице. Потому что для нас очевидно: беспамятство чревато последствиями. Именно поэтому мы сегодня так пристально присматриваемся к биографиям тогдашних хозяйственных или партийных лидеров, вроде Каттеля… История его падения интересна и в другой ипостаси. Будучи обвинённым в связях с врагами и исключённым из партии, Каттель обращается за помощью к своему покровителю Яну Борисовичу Гамарнику (с 1930г. - заместителю наркома обороны и заместителю председателя Реввоенсовета СССР). Гамарника расстреляют в 1937-м, и Каттель, восстановленный путём протекции в ВКП(б), опять всё потеряет – и партбилет, и должность. Вывод: личные связи в любые, даже самые крутые, времена – некая охранная грамота: пока они действуют, можно пренебречь и политикой, и идеологией, - нельзя только подтачивать культ Хозяина, на что Каттель, впрочем, никогда и не покушался… «Чтобы вырвать всё гнездо и всех подонков…» Крушение карьеры Норкина, как известно, происходит осенью 1936г. Каттель – его восприемник – подозревается в сочувствии «банде Норкина» практически сразу же после назначения на новую должность, «на живое место». Не случайно известная кемеровская разоблачительница Мария Петровна Дервинская (очерк о ней: «НГ» от 26.07.2002г.) уже на ноябрьском заседании партактива обвинила Каттеля в прямом «выражении сочувствия контрреволюционной банде Дробниса-Норкина», и назвала одно его выступление «гаденьким». Каттель умеет извлекать уроки. С общественным мнением он считается. И его собственные выступления кажутся ничуть не менее агрессивными, чем речи Дервинской. Дабы не быть голословными, процитируем его погромный спич от 13 января 1937г. «Мы сегодня, - торжествующе констатировал Каттель, - исключили Бирюкова из партии, посадили его, но было бы непростительной ошибкой полагать, что после исключения Бирюкова всё будет в порядке. Сволочи ещё живут, мы должны поставить работу так, чтобы вырвать всё гнездо, всех подонков, которые у нас ещё имеются… Четыре условия, которые поставил в своём выступлении товарищ Эйхе (главный большевик Западной Сибири, - авт.), одинаково относятся ко всем нам… Везде и всюду у нас есть последствия вредительской работы… Бандиты прямо заявили, что стахановское движение они подменяли шумихой, потому что прямо сорвать стахановское движение они не могли – им за это дали бы по морде, поэтому они создавали видимость стахановского движения… В наших руках есть все средства для того, чтобы быстрейшим образом исправить последствия вредительской банды…». «Привёз с собой всю Палестину…» Любопытно это злобное высказывание Каттеля, что «сволочи ещё живут». Он ещё и ведать не ведает, что через непродолжительное время в «сволочи» будет записано не только почти всё руководство кемеровского горкома, но и восхваляемый им Эйхе со своими «четырьмя условиями», на которые старательно равняется Каттель. Пока же он – в силе, и, как может, нейтрализует наскоки недоброжелателей и посягновения на собственный авторитет. Например, в малограмотной тогдашней рабочей среде настолько было распространено недовольство Каттелем, как евреем, который пристроил на тёплые места в Кемерове «всю Палестину», что пришлось реагировать и даже наказать по партийной линии двух коммунистов: 31 января 1937г. исключили из партии начальника лесоуправления Кемеровокомбинатстроя Василия Степановича Ерёмина, обозначив в протоколе его шовинистические разговоры как «контрреволюционные и антисоветские», а 11 марта такая же участь за те же вины постигла главного инженера лесоуправления Алексея Васильевича Базалея. Названные руководители утверждали, что Каттель «включил в лесоуправление Иерусалим», но поскольку означенное ведомство напрямую подчинялось Каттелю, последнему ничего не стоило подавить «бунт на корабле», окрашенный некой «национальной идеей», равно и отблесками весьма чреватых последствиями разоблачений. Однако всё изменилось в апреле 1937г. Каттеля ждал страшный удар: он прилюдно обещал еще в 1936-м, что 15 апреля 1937г. состоится пуск кемеровского «Азота», однако задание оказалось невыполненным. Обстановка была нервозная, приметных спецов сажали, руководящие кадры Кемеровокомбинатстроя постигла очередная перетряска – так что пуск «Азота» сорвали. Злые языки воспользовались ситуацией, и тут же начали проводить некие параллели между Каттелем и его арестованным предшественником, Борисом Норкиным. За несколько дней до предполагаемого пуска завода уже всем было очевидно: срок нереальный, спецзадание правительственного уровня провалено. На городском партактиве Каттеля бичует коммунист Кучеров. Он сравнивает Каттеля с разоблаченным «врагом народа» Норкиным. Норкин-де держал у себя в секретаршах жену и платил ей 250 рублей, а Каттель выписывает секретаря «из тех Палестин», откуда сам приехал. Секретарь у Каттеля зарабатывает 600 рублей в месяц, а привезённый им же специальный техснабовец – 1500 рублей (при Норкине заведующий Техснаба имел оклад 900 руб.). Трудно сказать, что означали эти параллели. То, что Каттель – ещё хуже врага народа Норкина? «Газета даст ему индульгенцию и отпущение грехов…» Во враги Каттеля записывается известный своей принципиальностью партиец Котляр. Он своевременно подвергал сомнению сроки, обозначенные Каттелем для пуска азотно-тукового завода, называя их нереальными и выступая против сдачи объекта в недоделанном виде. Возмущался он и позицией газеты «Кузбасс»: она продолжительное время давала огромные заголовки – мол, до пуска осталось совсем уж недолго, потом они стали появляться реже «и шрифтом помельче, чтобы не было заметно пустого крика». Каттель оконфузился и подставил редактора газеты Когаловского (очерк о нём: «НГ» от 04.09.1998г.). Когаловский отыгрывается и прилюдно Каттеля критикует: «… Товарищ Каттель рассчитывает, что газета даст ему индульгенцию и отпущение грехов и не будет писать о недостатках работы. Нет, товарищи, это не выйдет. Развёртывая беспощадную критику, борясь со всеми недостатками, мы в это же время будем показывать и положительный опыт работы. Я спрашиваю у товарища Каттеля, почему он до сих пор на многочисленные сигналы газеты, на многие вопросы, правильно поднятые газетой, не дал ни одного отклика, не проводит никаких конкретных мероприятий и не думает об исправлении тех недостатков, о которых речь шла в газете?». Каттель понимает, что срыв пуска АТЗ надо как-то объяснить. И объясняет: враги виноваты! Уже в феврале 1937г. он знает, что пуск завода будет сорван, и готовит общественное мнение загодя. На шестой городской партконференции он возмущается: связан, мол, со строительным делом уже 15 лет, но такого низкого качества строительства, как в Кемерове, ещё не видывал. А почему? Арестованные Дробнис и Норкин навредили! Каттель делает намёки и на существование еще не выкорчеванных врагов. Называет имена т.н. «саботажников»: начальник Кемжелдора Коновалюк, мол, развалил работу на транспорте и его отдали под суд. Тем не менее, Каттель настроен оптимистически и уверен, что с последствиями вредительства его комбинат справится. «Мы, - заявил Каттель, - всё знаем о тех вредительских целях, которые ставила перед собой разоблачённая троцкистская контрреволюционная банда диверсантов. Во всей своей вредительской деятельности бандиты всячески стремились задержать строительство решающих объектов, умертвляя капиталы. Мы поставили своей первоочередной задачей изучить планы и проекты, проверить их правильность, чтобы устранить вредительские замыслы. Над этим работает целая группа высококвалифицированных специалистов. К нашему общему счастью, банда боялась слишком открыто действовать. Враги боялись честных рабочих и специалистов центральных проектных организаций. Вредители свою деятельность направляли главным образом по линии задержки строительства. С этой целью они по нескольку раз (особенно по объектам правобережного строительства) переделывали чертежи, для чего был создан Кемпроект во главе с троцкистом Зенюком». Были у Каттеля и другие заслуги в борьбе с мифическими «вредителями», помимо расправы с Зенюком или Коновалюком. Так, именно Каттель уволил с работы видного инженера Ивана Ивановича Лоханского (очерк о нём: «НГ» от 17.04.2001г.). Потому что пошли разговоры: прислали, де, на ликвидацию последствий вредительства – вредителя, бывшего под судом по делу «Промпартии» и к тому же – акционера знаменитого дореволюционного «Копикуза». Ну как же было Каттелю не среагировать? Спальня для Каттеля Сроки пуска азотно-тукового завода, конечно, были нереальны. Строить качественно в зимних условиях было невозможно. Это понимали все, и прежде всего – горкомовское руководство. Было ясно: если Каттеля посадят, секретарю горкома Рыневичу в тёплом кресле не усидеть (о Рыневиче: «НГ» от 14.12.2001г.). Но продемонстрировать «партийную принципиальность» к несдержавшему слово надобно. Именно поэтому в мае 1937г. на седьмой городской партконференции Каттелю пришлось туго: почти все говорили о неполадках в системе Комбинатстроя и о бездарном руководстве. Так, некий Белгородский возмущался: «Срок пуска АТК (азотно-тукового комбината, - авт.) правительством принят, по-видимому, не без некоторого участия тов.Каттеля, и если он сам эти сроки предварительно намечал, то он обязан был хорошо подумать, учесть все возможности и ни в коем случае не допустить срыв этих сроков. А получилось повторение многократных очковтирательских обещаний и деклараций, практиковавшихся в Кемерове раньше, и этим самым авторитет товарища Каттеля сильно подорван». Но самой жгучей темой для кухонных разговоров была, конечно, спальня Каттеля, которая обошлась государству в 22 или 23 тысячи рублей. История пикантная, и она вылезла наружу именно на конференции. Получилось так: Каттель как-то вызвает к себе управляющего комбанком Портнягина и требует для своей спальни денег, которые, кстати, уже были оформлены специальными кредитами. Портнягин отказывается, потому что кредиты целевые и предназначены на жилищное строительство. Тогда Каттель обозвал Портнягина вредителем. Портнягин же воспользовался общим критическим настроем на конференции, и всё это выложил с трибуны, чем вызвал интерес даже секретаря крайкома Шубрикова. Те же самые факты муссировались и в речи коммунистки Барановой, причем её (равно и других выступающих - например, зам.начальника политотдела 71-й дивизии Щербину) повергает в злобное исступление горячая защита Каттеля со стороны первого секретаря горкома Рыневича. Лихо наклеиваются ярлыки. Коммунист Колоколов прилюдно называет Каттеля «злым дядей», а заместителя Каттеля – Никонова – «мокрой курицей», и поясняет, что подобные «комплименты» придуманы, оказывается, самим Ворошиловым, красным командармом, для «больших, но безвольных людей, занимающих ответственные должности». С авторитетом Каттеля покончено навсегда. Притом, что он был приметным руководителем и до Кемерово участвовал в строительстве Нижнего Тагила и Комсомольска. Общий настрой присутствующих и некий «ругательный» экстаз, в который так часто впадали коммунисты в 1937-м, очень даже чувствуется по речи ещё одного партийца, Алёхина. Он сравнивает второго секретаря горкома Блинкина с блином («сидит, как блин»), а первого секретаря, Рыневича, обвиняет во вранье и сговоре с Каттелем. Алёхин не верит Рыневичу, который намекал на некую директиву главного большевика Западной Сибири Эйхе, якобы приказавшего щадить Каттеля: не мог, де, Эйхе давать такой «политически вредной установки». Вместе с тем, Каттель – ещё при должности, поэтому к концу речи Алёхин весьма зримо сбавляет обороты, объявляя несостоятельными сравнения Каттеля с предыдущим, арестованным, руководством Кемеровокомбинатстроя. Таким образом, Каттель одновременно и разоблачается, и защищается. Все, затаив дыхание, ждали: произойдет ли крушение очередной карьеры? Что пересилит: покровительство, оказываемое Каттелю не только в краевых, но даже в московских инстанциях, или кровожадный инстинкт, умело разжигаемый в годы сталинской тирании? У Каттеля, как тогда водилось, было сразу несколько лиц, и каждый видел в нём – что хотел: разоблачителя, рвача, состоятельного человека, врага, пособника врагов. А вот коммунист Палкин, например, просто считал его небдительным руководителем: «Каттель виноват не в том, в чём его пытались обвинить, что он установил нереальный срок (пуска АТЗ). Каттель виноват в том, что, заступив в должность начальника строительства Кемеровокомбинатстроя, где сидела до него банда вредителей, не проанализировал, не изучил, в каком состоянии находится тот или иной объект строительства… Ввиду этого не были приняты реальные меры по ликвидации последствий вредительства…». Десять процентов – вредители! Сам Каттель полагал, что в Кемерове всё-таки не все были вредителями, и не менее 90 процентов населения – люди честные. Эту любопытную арифметику Каттеля озвучил на упомянутой конференции работник Комбинатстроя Куликов. Цифры наводят на размышление. Стало быть, в воздухе витало, что 10 процентов населения – вредители и враги! И уж если подобную статистику оглашает первый хозяйственник города – значит, он знает цену собственным словам? Не мог же он не быть информированным о действительных масштабах репрессий на подведомственном ему предприятии? О боевом настрое Каттеля и его готовности подвижнически бороться с врагами читаем в протоколе его собственного выступления: «Нам, - указывал Каттель, - нужно во что бы то ни стало ликвидировать последствия вредительства… Многие товарищи не понимают и не хотят понять, что ликвидировать последствия вредительства мы не можем в один месяц, ибо бандиты провели большую разрушительную работу. Нужно понять, что для того, чтобы ликвидировать эти последствия, нам нужна бдительность не на словах, а на деле, нам нужно взять под сомнение всё, проверить технически и решить, есть на том или ином участке вредительство, или нет его. У нас имеется некоторая беспечность в этом отношении: бандитов Дробниса, Норкина и прочую сволочь расстреляли, многих арестовали и изъяли без нашей помощи, а через органы НКВД, значит, можно и успокоиться». Далее Каттель привёл собравшимся текст цитаты из речи Молотова, посвященной именно вредительству Дробниса (текст цитаты в стенограмме опущен), после чего задается вопросом: а где гарантия, что завтра «не появится другая сволочь»? Гарантии, естественно, быть не могло, поскольку СССР – в капиталистическом окружении. Что касается Кемерова, Каттель останавливается подробнее на «специфичности вредительства» Норкина, каковая, по его мнению, заключалась в том, что Норкин всем руководил самолично, отстраняя от власти и контроля его подопечных, которые при правильной постановке дела, де, могли разоблачить Норкина вовремя. Каттель также сообщает, что на ликвидацию вредительства его ориентировал секретарь крайкома ВКП(б) Эйхе лично: «Нужно сказать, - рассказывает Каттель, - что когда я был назначен сюда и впервые приехал в Новосибирск, я поехал к товарищу Эйхе и просил дать указания, как вести работу в данной обстановке… Товарищ Эйхе дал мне целый ряд прекраснейших указаний, которые послужили руководящим началом в работе. Нужно быть очень самонадеянным человеком для того, чтобы думать, что, приехав в Кемерово, можно сразу увидеть и почувствовать, что нужно делать. У меня нет такого опыта в борьбе с ликвидацией последствий вредительства. Товарищ Эйхе дал целый ряд указаний, с чего начинать…». «Товарищ Молотов… осмеял работу…» Куда как ясно – на борьбу с вредителями Каттеля благословил лично Эйхе. Каттель постарался оправдать доверие. Приехав в Кемерово, он сразу же понял, что строительство запроектировано вредительски, отчего пострадали водовод, электроснабжение и возведение целого ряда цехов. Но враг маскировался так тонко, что его зачастую не мог разоблачить не только Каттель, но и московские комиссии. Так, Каттель поминает о провале работы некой комиссии, посланной в Кемерово наркоматом тяжелой промышленности: «Товарищ Кузнецов, - сообщает Каттель, - говорил, что он ещё в январе кричал о неблагополучии на Химстрое и что новое руководство не обеспечило ликвидации последствий вредительства. Что же, вы полагаете, что я и те товарищи, которые со мной приехали, несмотря на наш опыт и желание драться за ликвидацию этих последствий, что мы можем за две недели это сделать?... Вы знаете, что здесь на стройке работала комиссия НКТП, которая должна была вскрыть все моменты вредительства и наметить мероприятия по быстрейшей ликвидации их. Эта комиссия приехала, повертелась здесь четыре дня и уехала; вы знаете хотя бы из печати, что я говорил о работе этой комиссии, что эта комиссия нам совершенно ни в чем не помогла и товарищ Молотов на пленуме ЦК осмеял работу этой комиссии, назвал их верхоглядами… Нужно помнить, что классовый враг ещё работает и будет пытаться к нам пролезть, нужно нам сейчас от разговоров о политической бдительности перейти к реальному делу, нужно каждого в отдельности проверять… Бандиты перерасходовали по всем сметам… Бандиты всё сделали для того, чтобы не дать детям культурно расти и развиваться…». Как бы то ни было, майская партконференция хоть и потрепала нервы Каттелю, но он сумел удержаться за кресло и не только хозяйственные, но и партийные должности за ним остались. На состоявшемся вслед за конференцией пленуме 15 мая 1937г. он вновь избирается членом бюро горкома, демонстрируя свою непотопляемость. 21-22 июня 1937г. он ещё красуется на трибуне городского партактива и даже предлагает бороться с последствиями вредительства и выкорчевывать троцкистов «путём установки твёрдого графика созыва собраний хозяйственного актива». А 9 июля тоже на заседании актива собравшиеся выслушали его призывы «перестать говорить о бдительности, и проверять конкретно». Каттель также поделился с коммунистами города Кемерова уверенностью, что в подведомственном ему аппарате «сидит ещё много сволочи». Заклание Как уже было сказано, первого секретаря горкома Рыневича на майской партконференции обвиняли в защите Каттеля. Но в сентябре 1937г. Рыневич Каттеля уже сдаёт. Всем стало очевидно, что Каттеля ждёт арест. Личные враги не дремлют. Инженер Артамонов жалуется на грубое отношение к нему Каттеля. К доносу, направленному Эйхе, приплетает и политику: «Товарищ Каттель ни разу не созвал коммунистов-производственников, не побеседовал о недостатках, плохих и хороших сторонах работы по ликвидации последствий вредительства». То есть Каттель обвиняется, что не интересуется фронтом борьбы с вредителями. Бывший защитник Каттеля, секретарь горкома Рыневич, в специальном послании к Эйхе придерживается той же тональности, что и Артамонов: «В связи с многочисленными сигналами со стороны рабочих, инженеров и начальников отдельных строек, - доносил Рыневич, - горкомом партии была создана специальная комиссия, которая подробно ознакомилась с состоянием дел в Кемеровокомбинатстрое. В результате работы этой комиссии установлены вопиющие факты безобразной работы и прямого вредительства со стороны руководителей Кемеровокомбинатстроя. Омертвление капиталов в огромном размере является весьма распространённым методом вредительско-подрывной работы троцкистско-бухаринских бандитов, приняло уже за последнее время распространённую форму на стройках Кемерово… Несмотря на неоднократные указания наркомата о реализации излишков материалов, управление Кемеровокомбинатстроя буквально ничего не сделало для этого, и мы уверены, что такая реализация искусственно саботируется со стороны руководителей Кемеровокомбинатстроя… Вредительская работа в Кемеровокомбинатстрое нашла своё отражение и в политике заработной платы рабочих… Имеют место массовые обсчеты рабочих… это вызвало массовое недовольство, враги воспользовались и повели контрреволюционную агитацию, некоторые рабочие пытались бросить работу. Такой порядок организации труда и заработной платы провоцирует недовольство рабочих и направляет прямо на подрыв стахановского движения искусственно создаваемыми вредителями низкими заработками. Отсутствие учёта выполненных работ на стройках Кемерова даёт возможность врагам и всякого рода бандитам разворовывать государственные средства самым наглым образом… Все эти факты вредительской подрывной работы известны товарищу Каттелю, который своим поведением «отрицает всё», прикрывает вредительскую работу, потакает вредителям и объективно способствует вредителям». «Он имеет связь с бандитами…» Пройдёт несколько недель, и Рыневича арестуют. Кандидаты во враги народа, плывущие когда-то в одной лодке, разругались и опрокинули её. Идут ко дну, но не забывают при этом наносить друг другу тумаки. Имена Каттеля и Рыневича стали в Кемерове равно пугающими. За связь с ними можно посадить, а в «связях» - обвинить кого угодно. Наиболее инициативные рабочие таким оборотом дела тут же воспользовались. Рабочие Н.М.Бутук, И.М.Полещук и А.Полещук в ноябре 1937г. написали донос новому первому секретарю горкома Жестакову на директора 6-го завода Зазёрского. Бдительные кемеровские пролетарии вспомнили, что когда-то Каттель дал Зазёрскому путёвку на курорт. Так вот же она, - вражеская связь. Налицо! «Ему Каттель дал путёвку на курорт, - доносят они Жестакову, - поэтому можно заключить, что он имеет связь с бандитами…». И, как это и водилось в то время, на повергнутого складываются вся ответственность и всевозможные вины за хозяйственные прорехи. Так, например, коммунист Сбитнев с Кемжелдора на общегородском закрытом партсобрании 25 декабря 1937г. заявляет, «что банда вредителей хотела развалить транспортный отдел коксохимзавода», Сбитнев же был бдительным, и донёс об этом Каттелю, но тот никак не реагировал. Что вполне понятно: пособник вредителей Каттель, конечно, посылал на ответственные руководящие посты «своих людей», и весь управленческий аппарат засорил. Будучи исключенным из партии, Каттель сопротивляется. Жестаков скоро лишится своего места секретаря горкома, партийная власть поменяется. Новый секретарь горкома ВКП(б) Новиков – в нерешительности: а вдруг Каттель выкарабкается, ведь у него такие покровители, что помогли ему даже восстановиться в партии. Новиков Каттеля побаивается. И даже даёт Каттелю ознакомиться с направленными против него обвинительными бумагами. Это была ошибка Новикова. Коммунистка Тюлькина, ведавшая в горкоме делопроизводством, тут же Новикова «подсекает». 10 апреля 1938г. в особой докладной записке она сообщает: «Считаю… совершенно неправильным, когда секретарь горкома ВКП(б) товарищ Новиков, имея серьёзный материал на начальника Кемеровокомбинатстроя Каттеля, отпустил его самолично в Москву «с отчетом о работе», тогда как комиссия, проверявшая деятельность Каттеля в Кемерове, зная, что Каттель в прошлом состоял в партии интернационалистов (меньшевистская партия), что в Комсомольске он исключался из партии за вредительство, но был восстановлен благодаря вмешательству в его дело Гамарника (врага народа), работники аппарата горкома и члены бюро, и члены комиссии, проверявшие работу Каттеля, были против отпуска Каттеля и требовали немедленного разбора дела. Кроме того, Каттелю был дан материал по его обвинению на дом для ознакомления». Добавим, что Тюлькина беспокоилась напрасно. Как ни барахтайся в болотной тине – всё равно конец предрешён. Потому что с меньшевистским прошлым и покровительством «врага» Гамарника надеяться можно было только на чудо. Каттелю в затеянной многоходовой костоломной игре было отведено место особое. Секретарь новосибирского обкома партии Иван Алексеев (восприемник Эйхе) должен был отчитаться разоблачением «банды Каттеля» лично перед Сталиным. В сентябре 1938г. он писал Сталину нижеследующеее: «В настоящее время органами НКВД в городе Кемерово вскрыта разветвлённая правооппортунистическая организация, возглавлявшаяся бывшим управляющим Кемеровокомбинатстроя троцкистом Каттелем, секретарем горкома ВКП(б) Рыневичем, предгорсовета Токаревым и командиром 71 дивизии Уласевичем (все арестованы, в контрреволюционной деятельности сознались). В организацию входило 139 человек, из них арестовано и призналось 66 человек, подлежит аресту 71 человек…». Из того же документа узнаём, что в 1937-1938гг. НКВД изъяло и осудило по кемеровскому военно-промышленному району контрреволюционного элемента 4746 человек, и дополнительно установлено в Кемерове наличие «тысячи человек активного кулацко-белогвардейского элемента, ведущего контрреволюционную работу», причем Алексеев обращается к Сталину с просьбой «в связи с большим количеством дел, подлежащих разбору… рассмотреть эту тысячу дел на тройке», то есть внесудебно. Так что вырисовывается некая «пирамида врагов»: Каттель – наверху, а у основания – 1000 «контрреволюционеров», простого кемеровского люда, обречённого партийной хунтой тех лет на бесправный суд «троек». Империя страха Совершенно понятно, почему многих в Кемерове в те поры обуял ужас. В приступах страха, трусости, боязни за свою жизнь, те, кто работали раньше с Каттелем, знали его, торопились, пока не поздно, откреститься от былого опасного знакомства, - лишь бы не попасть в ту самую «тысячу», о которой писал Алексеев Сталину. Упомянутый инженер Артамонов, который когда-то жаловался на Каттеля самому Эйхе, - в полном душевном раздрае: его ни с того, ни с сего записали почему-то «в подхалимы Каттеля» и за это исключили из партии. Артамонов – в ощутимом беспокойстве: шутка ли, быть подхалимом «врага народа»! Притом, что на шестой городской партконференции в присутствии многочисленных свидетелей Артамонов кричал: «Да здравствует Каттель!». Однако времена меняются, и в новых, изменившихся, условиях Артамонов принялся доказывать, что никакой он не подхалим: «Подхалимом Каттеля я никогда не был, а наоборот, у меня было много столкновений с Каттелем». Более того, Артамонов пользуется оружием его врагов, и, в свою очередь, объявляет «подхалимами Каттеля» тех, кто настаивал на его, Артамонова, исключении из партии, и прямо указывает на коммуниста Полумосквина. Полумосквин же прилюдно кается в неправильном исключении Артамонова из ВКП(б), и обороняется, как может, от обвинений Артамонова: «Я считаю неправильным, когда товарищ Артамонов за допущенную мною ошибку старается клеветать на меня, что я являюсь подхалимом Каттеля… подхалимом Каттеля я не был». Наступило время клеветников. Особенно трудился Григорий Семёнович Григорьев. Он, например, утверждал, что коммунист Фокин должен был за вредительскую работу получить от Каттеля награду – автомобиль. Одновременно кемеровские коммунисты стали оспаривать лавры в разоблачении Каттеля. Заведующий городским финотделом Василий Дмитриевич Семенюк утверждал даже, что дело Каттеля на заседании бюро горкома развернулось и готовилось именно с его, Семенюка, подачи: «Я указания партии о бдительности выполнял… К кружку разоблачённых бандитов я никогда не принадлежал и вообще ни в каких группировках не участвовал… Вы сами знаете, что я разоблачал Каттеля, и этот вопрос на бюро горкома поставлен по моим материалам…». «У Каттеля арестован брат…» Некоторые избирали такую тактику: дескать, подозревали о вражеском естестве Каттеля, но боялись мести, да и вообще сигнализировать о его контрреволюционной настроенности было бесполезно, потому что всю критику он очень даже умел нейтрализовывать. «Когда я узнала, - возмущается коммунистка Баранова, - что у Каттеля арестован брат как троцкист, я хотела поставить вопрос на парткоме, мне приказали молчать… Каттель снимает коммунистов и говорит: учитесь у беспартийных специалистов, а эти специалисты оказались врагами народа, арестованы». Подозрениями делился и коммунист Чепкой: оказывается, он сигнализировал Каттелю о вражеских инициативах некоего Спектора, а Каттель передавал доносы Чепкоя Спектору для прочтения, конечно, не случайно: враг врага покрывает. Ещё один партиец, Чиж, сообщал, что ему по роду работы в те времена часто приходилось разоблачать врагов народа, и вот однажды один бдительный кандидат в члены партии пришёл к нему и написал заявление, что Каттель враг народа, «который открыто ругает партию и советскую власть». Чиж тут же отнёс заявление в горком партии, да что толку, - второй секретарь горкома Блинкин вместо того, чтобы разоблачать Каттеля, поставил на заявлении бдительного кандидата нейтральную резолюцию. Так втуне пропадали усилия разоблачителей Чижа, Чепкоя, Барановой, Григорьева и многих других коммунистов. Постфактум, правда, они все перегрызлись друг с другом, и взаимных обвинений было – не счесть. Так, пламенный коммунист Макаров в недогляде за Каттелем больше всего почему-то винил секретаря парткома Якимова – «шляпа», мол, не поставил вовремя вопрос об исключении Каттеля из партии, и не давал отпора его контрреволюционным вылазкам. Впрочем, разве не топили друг друга в Кемерове главные обвиняемые той поры? Разве Рыневич до своего ареста не нападал на Каттеля? А Уласевич, командир 71-й дивизии, - разве он, стараясь уберечься от неминуемого ареста, не наговаривал на Каттеля напраслину? «Каттель, - сигнализировал Уласевич, - отказался ремонтировать квартиры, заявив: «Вы мне надоели». Это мог сказать только враг народа». И как реагировать на выступление Уласевича серой забитой кемеровской «партмассе», если квартирный вопрос – такой болючий, а те, кто уже обречён, живут со всеми удобствами? «Каттель, Рыневич и Блинкин, - жаловался коммунист Лисицын, - живут слишком нескромно – очевидно, не по средствам». Иные робко оправдывались: начальник горотдела НКВД Голубев сожалел, что не вовремя разоблачили Каттеля, потому что он – номенклатурный работник, на расследование нужны были особые санкции, да к тому же НКВД был сильно загружен: работы невпроворот, за всеми не углядишь… Напутствие в никуда Как уже было сказано, восстановленный в партии при помощи Гамарника Каттель был вновь из неё исключён, с последующим причислением к врагам народа. Каттелю казалось – что он спасён, на самом же деле, борясь за право жить, он только ненадолго оттянул агонию. Добивали Каттеля дружно. 22 мая 1938г. на заседании бюро горкома ВКП(б) рассматривали его дело, и присутствующие единогласно отказали ему в праве восстановиться. Чем это было чревато для Каттеля – все прекрасно осознавали. Первым на добивку раненого зверя бросился вожак стаи – новый секретарь горкома Новиков. «Значение строек Кемеровокомбинатстроя как строек оборонного значения, - сказал Новиков, - огромно. И вместо того, чтобы на деле, на практике заняться ликвидацией последствий вредительства – пустить азотно-туковый завод, комбинат 392 в срок, под руководством Каттеля сроки неоднократно срывались, хотя о реальности этих сроков Каттель говорил очень много. Работая вместе с врагами народа Рыневичем и Блинкиным, пользовался их защитой от суровой, справедливой критики партийных и непартийных большевиков. Всё прошлое Каттеля (при восстановлении в партии, восстанавливался при содействии врага народа Гамарника, брат Каттеля арестован как враг народа, раньше Каттель состоял в некоммунистической партии, партии интернационалистов «Новая жизнь») и настоящее не дает возможности выражать политическое доверие Каттелю…». Напомним, - к моменту этого выступления Каттель уже был арестован. Ну, в самом деле, какое уж тут восстановление в партии? И - можно ли строго судить выступающих – разве могли они сомневаться во вражеских устремлениях Каттеля, если тот – арестован? С другой стороны – не кемеровские ли коммунисты, очень правильно поняв, что от них хотят верхи, привели Каттеля к аресту? А посему имена тех, кто по принуждению, или по зову сердца, добивал бывшего вожака стройки, знать надо – они тоже часть истории. Вот речь коммуниста Маковлева: «Кинотеатр построен вредительски. Каттелем не разоблачен ни один враг народа. Каттель арестован как враг народа. Враги народа Рыневич, Блинкин защищали Каттеля и вместе с ним вводили в заблуждение всю парторганизацию… Каттель заслуживает исключения…». Выступил и уже знакомый нам молодой инженер Артамонов. Теперь он в первых рядах критиков Каттеля, но, как сказано выше, на шестой партконференции именно он кричал громче всех: «Да здравствует Каттель!». Вслед за Артамоновым выступили Вилесов, Трусов, Князьков. Возмутилась поведением арестованного и коммунистка Баранова: «Вместо того, чтобы заняться ликвидацией последствий вредительства, Каттель занялся переоборудованием кабинетов в комбинате… Каттель занялся разгоном коммунистов. Барское пренебрежительное отношение к членам партии говорило о его некоммунистическом поведении…». Вместо эпилога Читателю не нравится общий духовный настрой поры энтузиастов? Тогда не надо читать наши публикации, а лучше обратиться к статьям из «Исторической Энциклопедии Кузбасса», альманаха «Красная Горка», или к лаконичным биографическим аннотациям, которые венчают верхний правый угол первой полосы каждого номера газеты «Кузбасс». Знамо дело, в верхнем углу он прочтёт о подлинной истории, которая ничем его тревожить не будет: создается впечатление, что история Кузбасса – это сплошь орденоносцы, знатные картофелеводы и врачи. А где же «враги народа», стукачи, расстрелянные священники – наконец, просто подлецы с партбилетами? И уж если действительно писать о картофелеводах и Героях, то почему – без «живой жизни», без терний, которые, как известно, всегда – на пути к звездам? Нам кажется, что «перелачивание» истории – такое же к ней неуважение, как, скажем, демонстративное ругательное слово в адрес какого-нибудь приметного современного деятеля, который ведь в историю тоже войдёт. И можно ли удивляться, скажем, что тот же «Кузбасс» всё на той же первой полосе недавно поместил большой фотоснимок Чубайса, а над ним – некий транспарант: «Крошка Цахес» (см.номер за 24.09.2002г.). С таким же успехом можно было написать: «вредитель», «враг народа». Терминология с годами меняется, зато суть остаётся прежняя. Повизгивая от собственной смелости, которая вдруг стала дозволена местными боярами, обслуга, виляя хвостиком, бросилась в бой – точно также, и с тем же пафосом, как шесть десятилетий назад терзали Каттеля, и не только его. И после этого находятся те, кто не верит в исторические параллели? Почему был «съеден» Каттель? Потому что была выпестована психология придворных псов, что живёт доныне. Цыкнет хозяин – псы умолкнут. Вот только когда цыкнет-то? Мэри КУШНИКОВА, Вячеслав ТОГУЛЕВ
|
