Недосказанная биография (С.П.Юренев)

КЛЕЙСТУ Виктору Владимировичу, ПАТРАКОВОЙ Анне Леонтьевне, ПОДУШКОВУ Дмитрию Леонидовичу, нашим деятельным помощникам на стезе архивных и библиографических разысканий

Надо лететь в Москву. Экспертиза, которую в течение месяца проходил наш портрет во Всероссийском художественном научно-реставрационном центре имени академика Грабаря, готова.

Господи, ну что дают эти экспертизы? И без них ясно: мужской портрет, неизвестный художник. Изображен военный, с орденами. Надпись на обороте: «Вышневолочаевский помещик подполковник Семен Павлов сын Юренев». Судя по одежде – 30-40-е годы 19 века.

Но нет, формалисты мы неисправимые. Каждую буковку перепроверяем.

Экспертиза стоит 100 баксов. И билет в один конец – 5000 рэ. Но для Юренева нам ничего не жалко. Хотим знать о нем все.

Москва. Домодедово. Толчея. Самолет тяжело переносим. Возраст, вес избыточный. Метро не для нас. Придется откупить такси до вечера, до обратного самолета. Калькулируем: еще 200 баксов. Разорение.

На дорогах пробки. Газ, суета. От частых остановок укачивает. Но вот мы у цели. Держим в руках экспертизу. Как и следовало ожидать, портрет – подлинный. Известные в Москве специалисты эксперт Гельенек и зав. отделом научной экспертизы Киселева подтвердили: изображен на портрете вышневолочаевский помещик Юренев, написан он во второй трети девятнадцатого века, «по времени и качеству исполнения произведение имеет коллекционное и антикварное значение» и «может представлять интерес для исторического и краеведческого музея». Подписи, печати – на месте, ссылка на протокол экспертного совета имеется.

Теперь – рама. Момент ответственный. Рама должна украшать портрет, но притом – не «убивать», то есть не мешать восприятию деталей изображения. Подлинная рама в ходе перипетий советских времен оказалась утраченной, к портрету относились варварски: содрали его с подрамника, скручивали в трубочку, о чем говорит характер кракелюр – то есть маленьких трещин на красочном слое. Если трещинки расположились по кругу - значит, холст подвергался каким-то точечным ударам. Если они продольные, от края картины до края - портрет скручивали.

Старого подрамника тоже не оказалось – пришлось делать новый. Реставратор – молодчина, очень методичная и кропотливая работа выполнена блестяще. На местах загибов холста – «музейная» обкладка – это чтобы кромки полотна не стирались при соприкосновении с рамой.

Рама… Едем в Центральный Дом Художника. Современное роскошное здание у моста на Москве-реке, на Крымском валу. В ЦДХ несколько багетных мастерских. Почти весь багет импортный, штампуют его по старым образцам. Для портретов более всего идут рамы широкие, с крупным рисунком, рельефные. Чтобы багет выглядел «теплее» и натуральнее, и походил на старинные образцы, его тона намеренно вручную «приглушают» черными подмалевками. Размер полотна 62 на 49 сантиметров плюс срезы на углах – итого уйдет более двух с половиной метров. Да за срочность платить двадцать процентов, к тому же налог на добавленную стоимость и налог с продаж, все вместе вышло 400 долларов. Дорого. Но ничего не поделаешь: восприятие картины во многом зависит от рамы.

Доводилось слышать: рамы, мол – мещанство. Главное – холст, а рама тут не при чем. Право, эти бы все речи слышать тем, кто заказывал художникам картины лет двести-триста назад. Во что попало полотна тогда не одевали. Рамы – это прикладное искусство, в них вкладывали не меньше мастерства и умения, чем, скажем, в фарфор или бронзовое литье. Увы, многие секреты изготовления багета, особого штука и лепнины, ныне утрачены.

Режут багет быстро. Через двадцать минут все готово. В мастерских нам всегда рады: покупаем багет часто и самый лучший. Упаковывают его для самолета по особому, чтоб в багаже не побился.

Перевозить антиквариат в самолете – проблема. В багаж картину не сдашь (перепады температуры в багажном отсеке не лучшим образом сказываются на красочном слое). А уж фарфоровые вазы - те и вовсе можно только в салоне провозить. Если ваза большая – приходится заказывать отдельное место, да еще в бизнес-классе, - там сиденья шире, и никто ее ненароком не заденет.

Нашего Юренева тоже везем бизнес-классом: там есть место за сиденьями, где картина не будет подвергаться никаким случайным ударам, коих в обычном салоне, в толкотне, увы, не избежать.

Итак, портрет в Кемерове. Висит в вестибюле на почетном месте над компьютером – здесь мы работаем над книгами.

Сурового вида военный. Насупленно сдвинутые, почти сросшиеся брови. Аккуратно подстриженные усы, бакенбарды. Бороды нет. Глаза смотрят в сторону. Взгляд человека бывалого, многое в жизни повидавшего.

Вышневолочаевский помещик…

Где это – Вышние Волочки?

Снимаем с полки 14-й том Брокгауза, неизменного нашего спутника в любом исследовательском поиске.

size=2>  

Ага, вот она, статья Д. Рихтера о Вышнем Волочке.

Сведений не так чтобы много: «Уездный город Тверской губернии… Городом Вышний Волочек наименован в 1772г. Вышний Волочек выстроился на месте бывшего болота, из которого когда-то брали начало реки… Окрестности Вышнего Волочка тоже болотисты. Климат сырой и крайне нездоровый. Холера, посещая в нынешнем столетии несколько раз Тверскую губернию, ни разу не миновала Вышнего Волочка. Смертность в городе превышает рождаемость… Несмотря на это, население города фактически растет: в 1783г. было 3909 жителей, в 1830 – 7247, а в 1886г. 15881… В настоящее время Вышний Волочек один из самых людных и благоустроенных городов Тверской губернии, много красят его каналы и шлюзы, окруженные садами и бульварами, исправно содержимыми ведомством путей сообщения… По площади Вышневолоцкий уезд занимает первое место среди уездов губернии. Поверхность холмистая… Рек в уезде много… До 15% всего уезда покрыто камнем (валунами). По земским исследованиям половина уезда в почвенном отношении находится в условиях невыгодных для земледелия… Вышеволоцкий уезд лесистый; преобладающие породы: сосна, ель, береза… много диких зверей: медведи, лоси, дикие козы и рыси…, забегают и олени… Климат суровый…».

Да, невеселое место. Болота, холера, смертность, звери дикие «забегают». Суровость климата, о которой пишет Рихтер, сразу же ассоциируется с флегматичным обликом Юренева, запечатленным на портрете.

Но где же он обитал, наш Юренев – в самом городе, в Вышнем Волочке, или в окрестностях его, в уезде? Написано же: помещик. Значит, имение где-то было. Но где?

Подключаемся к Интернету. В поисковой системе Яндекса запрашиваем данные о Семене Павловиче Юреневе. Результат превосходит наши ожидания: на безвестного Вышневолочаевского помещика обнаруживается ссылка. Сайт краеведческого альманаха «Удомельская старина» предоставляет лаконичную справку. В публикации некоего Д.Л.Подушкова под названием «Захоронения на Удомельских погостах» в списке похороненных читаем: Юренев Семен Павлович, подполковник, умер 1 июля 1855г. в возрасте 55 лет, похоронен в селе Черные Ручьи (храм Георгия Победоносца).

Он! Слава богу, хоть годы жизни теперь знаем и место погребения. Однако вот вопрос – что это за Черные Ручьи такие, о какой-такой «Удомельской старине» речь? Какое отношение загадочная Удомля имеет к Вышневолоцкому уезду?

На том же сайте находим краткую историческую справку. Удомельский район входит в состав Тверской области, до революции был частью Вышневолоцкого уезда. Райцентр Удомля находится всего в 56 км от Вышнего Волочка. С Удомельской землей связаны такие громкие в истории России имена, как граф Алексей Андреевич Аракчеев, Дмитрий Иванович Менделеев, Антон Павлович Чехов, художники Иван Ильич Левитан и Алексей Гаврилович Венецианов.

Вот, значит, где бытовал наш герой, помещик Семен Павлович Юренев. Справку на Удомлю находим и в словаре Брокгауза и Ефрона: оказывается, озеро Удомля, Вышневолоцкого уезда «очень живописно», «местность озера Удомля исстари была заселена и названия многих доныне существующих селений упоминаются в новгородских летописях». В 16 веке близ Удомли «существовали два монастыря».

Вышний Волочек, Удомля, погосты, исторические места…

Черный Ручей, где похоронен Юренев – это где-то под Удомлей. И что это за селение? Может быть, именно им и владел Юренев? Или похоронен там случайно?

И как узнать, какими именно селениями владел наш помещик?

Раз помещик – значит, дворянин. В дворянских родословных, наверное, немало можно найти сведений о владениях.

size=2>  

На сайте библиотеки Тверского государственного университета находим изображение герба дворянского рода Юреневых. Есть и описание герба: «В щите имеющем голубое поле изображена Бычачья голова черного цвета, сквозь которую виден диагонально с права на лево пронзенный серебряный Меч. Щит увенчан обыкновенным Дворянским Шлемом с Дворянскою на нем Короною и тремя Страусовыми перьями. Намет на щите голубой подложенный серебром».

Действительно, очень живописно. Сразу видно, что представители рода связаны с несением воинской службы. «Бычачья голова», меч… Очевидно, Семен Юренев был не просто подполковником, а потомственным военным.

Небольшую справку о роде находим также в 81-м томе Брокгауза. Она подписана сокращенно: «В.Р-в». И в самом деле – род потомственно военный. Он берет начало от некоего Андрея Юреневского, прибывшего в Россию из Польши. Один из Юреневых, Семен Васильевич, был стрелецким сотником, и в 1590-1593гг. отражал в Соловецком монастыре нападения шведов и финнов. Иван Игнатьевич участвовал в битвах во время Северной войны, Семен Игнатьевич отличился в Крымских походах 1687 и 1689гг., Николай Алексеевич воевал против Наполеона, а позже дослужился до должностей вице-губернатора костромского и архангельского, Петр Александрович (вторая половина 19в.) был Сенатором.

О Семене Павловиче Энциклопедический Словарь Брокгауза и Ефрона умалчивает. Зато в упомянутом томе находим ссылку на книгу «Род Юреневых», которая была выпущена в Санкт-Петербурге в 1903 году и содержала генеалогическую роспись рода, начиная с 14 столетия.

А вдруг в этой книге что-нибудь, касаемое Семена Павловича Юренева, обнаружится?

Но где найти ее, эту книгу?

Библиотеки сейчас компьютеризировались. Во многих начинают действовать электронные каталоги. Как правило, работают они плохо. Каталог главной библиотеки страны - бывшей Ленинки, вызывает лишь раздражение: ее сайт находится в полурабочем состоянии.

Лучше дело поставлено в Петербурге.

Бывшая Салтыковка, а ныне Российская Национальная Библиотека, имеет сайт, на наш взгляд, самый лучший в своем роде. Книг, правда, очень много, и в электронный каталог еще не все успели вписать. Вношу название книги «Род Юреневых» в строку поиска – и это ничего не дает: сведений нет. То же самое – когда пытаешься найти книгу по составителям (в словаре Брокгауза они обозначены как Г.Н. и Н.А. Юреневы).

Придется вступить в непосредственный контакт с работниками генерального каталога. На сайте – номера телефонов и фамилии сотрудников. Делаю контрольный звонок в сектор библиографии – там отсылают меня к дежурному библиотеки и в службу каталогов. И вот удача: книга обнаружена, она имеет шифр 38.76.7.3 и содержит 454 страницы.

При библиотеке действует институт генеалогических исследований. Звоню туда и следом по электронке отсылаю запрос. Прошу сотрудников института посмотреть указанную книгу и проверить, имеется ли в ней какая-нибудь информация о Семене Павловиче Юреневе.

Через одиннадцать дней получаю ответ. Научный сотрудник названного института Анна Леонтьевна Патракова книгу «Род Юреневых» изучила внимательно. Оказалось, что Семен Павлович упоминается в третьем разделе книги, на страницах 421-423. «Он, - пишет Анна Леонтьевна, - принадлежит к потомству Афанасия Юренева. Сын Афанасия – Василий, внук Андрей и правнук Тимофей служили в Новгороде дворянами. За Андреем Васильевичем состояло в 80-х гг. 17 века поместье в Новгородском уезде Бежецкой пятине в ее Тверской половине, на которое он получил грамоту от царя Федора Алексеевича».

И – сведения, которые непосредственно касаются Семена Павловича. Прадед его Сидор Андреевич был драгуном, деда звали Никита Сидорович (жена: дочь Василия Федоровича Милюкова), отец служил прапорщиком (жена: дочь майора Анна Степановна Прибылова).

Указано также, что сам Семен Павлович (это мы уже знаем) был подполковником, а вот из неизвестных сведений – жену звали Варварой Александровной (дочь майора Филисова), а детей – Александр (родился 23 декабря 1845г.), Дмитрий (19 октября 1849г.), Николай (10 апреля 1851г.), Федор (7 января 1853г.), Анна (22 ноября 1846г.), Марья (16 апреля 1848г.), Ольга (20 мая 1854г.). Из дополнительных данных – сын Николай дослужился до земского исправника.

Низкий поклон Вам, Анна Леонтьевна!

Вы не просто скрупулезно и педантично выполнили нашу просьбу и внимательно изучили книгу «Род Юреневых», но еще подсказали пути возможного дальнейшего поиска.

Так, узнав из комментария к поколенной росписи, что в 1852г. Семен Павлович с детьми был внесен во вторую, а в 1856 году – в шестую часть родословной книги Тверской губернии, Анна Леонтьевна предположила, что более подробные сведения о Юреневе можно найти в фонде Департамента Герольдии в Российском государственном историческом архиве в Санкт-Петербурге, и порекомендовала обратиться туда с запросом, указав при этом и адрес архива, и его телефоны, и номер электронной почты.

Такое внимание к запросу нас тронуло. Мы написали Анне Леонтьевне ответное письмо с признательностью за помощь. Поблагодарили мы также генерального директора библиотеки Владимира Николаевича Зайцева – уж очень вдохновили нас результаты поиска.

Патракова, конечно, права. На повестке дня – запрос в исторический архив (сокращенно РГИА).

Архив находится в самом центре Петербурга, на Английской Набережной, дом 4.

Направляем электронкой письмо. Так, мол, и так - Патракова Анна Леонтьевна посоветовала к вам обратиться.

Но в архиве проблемы. Электронный адрес не срабатывает. Неполадки на сервере. Посылаем запрос факсом.

Звоним: дошел ли запрос? Четко ли пропечаталось факсовое сообщение?

Сотрудница архива Людмила Вячеславовна Белокопытова успокаивает: не волнуйтесь, письмо получили. Однако – беда: на исполнение тематических запросов очередь. Кроме того, РГИА в любой момент могут закрыть. Причина? Власти собираются переместить архив из его родных стен в современное здание. На месте старинного хранилища решили разместить чиновные апартаменты. Перевозка бесценных древних фолиантов грозит обернуться трагедией: резкая смена микроклимата, в котором документы пребывали сотни лет, может сказаться на них губительно. В Интернете создали неофициальный сайт, культурная общественность города протестует, устраивает пикеты и митинги…

Так что выполнение запроса – проблематично. Но сотрудники сделают все возможное. Во всяком случае, результаты будут не раньше, чем через два месяца.

Пробуем ускорить процедуру оформления заказа. Просим выслать счет для оплаты аванса по факсу. Получаем факс, в тот же день осуществляем платежи по электронке. Аванс 600 рублей, предварительная сумма заказа - 3900. А вообще, по правилам, заказ исполняется в пределах полугода.

Итак, остается только ждать…

Но поиск прекращаться не должен. Пока архивисты работали над запросом, изучали описи и дела, мы вернулись к отправной точке разысканий – публикации пока неизвестного нам Д.Л.Подушкова об Удомельских погостах на сайте «Удомельской старины». Она представляет собою огромный список захоронений на означенных погостах до 1917 года. В алфавитном порядке перечислены старинные кладбища Удомельского района и погребенные на них лица преимущественно духовного и дворянского сословия, о чем Д.Л.Подушков предупреждает нас в подзаголовке своей публикации. Исконно «расейские» названия храмов и селений привораживают: Верескуново, Грибны, Ивановское, Илово, Паношино, Перхово, Поддубье – все эти названия сел были Юреневу более чем знакомы. И схороненных на означенных погостах он знавал, скорее всего, лично.

В Черных Ручьях, на погосте при храме Георгия Победоносца, кроме Семена Павловича Юренева похоронено еще несколько человек. Поминается некая Мария Павловна Самуйлова, умершая в 1875 году в возрасте 40 лет. Ее Юренев мог знать в малолетстве. Эпитафия на надгробии гласила: «Спи мать моя родная, покой тебе в земле, а Бог даст мир твоей душе».

Похоронены там также Филисовы.

Филисовы…

Стоп! Ведь супругу Юренева, Варвару Александровну, в девичестве звали Филисовой, она была дочерью майора, это следовало из данных, обнаруженных А.Л.Патраковой в книге «Род Юреневых».

Но погребения Филисовых на погосте Черных Ручьев датированы 18 веком. И, значит, родство с Юреневыми было вовсе не случайным – оно как бы венчало знакомство двух родов, которое длилось десятилетиями!

Памятник на захоронении Филисовых 18 века был один на несколько человек. Общая эпитафия незамысловатая: «На сем месте погребены тела вдовы Федосии Петровой, сына ее подпоручика Никифора Стахеева, жены его Настасьи Ивановой и сына Степана Филисовых, которые представились: Феодосия 1754-го марта 19-го, Никифор 1775-го сентября 1-го, Настасья 1763-го сентября 12-го, Степан 1770-го мая 12-го годов и чисел».

Кому принадлежали Черные ручьи в 18 веке? Если Филисовым, то как они перешли потом к Юреневым? Ведь Юренев похоронен, конечно, в своем родовом имении? Загадка…

Где-то на Удомельских погостах, возможно, покоился прах и художника, писавшего портрет Юренева. Школа провинциальная, это видно невооруженным глазом, и подтверждено экспертизой реставрационного центра Грабаря. Скорее всего, художник тоже проживал не так чтобы далеко: у столичных признанных мастеров подполковнику в отставке, обитавшему в глуши, средь болот, озер, и диких зверей, в богом забытых Черных Ручьях, вряд ли была возможность заказать портрет. Хотя…

С Удомельскими местами, как уже было сказано, связаны жизнь и творчество известного художника Алексея Гавриловича Венецианова. Жил он приблизительно в те же годы, что и Юренев, и похоронен на Удомельской земле, на Дубровском погосте (храм Спаса Нерукотворного Образа). На его могильном памятнике – надпись: «Живописец Его Императорского Величества академик Алексей Гаврилович Венецианов скончался в 1847 году декабря 4 дня на 68 году жизни. Незабвенному родителю от двух дочерей его».

У Венецианова была школа. Провинциальные художники упражнялись в мастерстве своем под надзором признанного академика живописи. Ученики тоже жили и работали на Удомельской земле. Возможно, кто-то из них и написал наш портрет. Из самых известных учеников Венецианова – Григорий Васильевич Сорока, родился 15 ноября 1823г., он был крепостным художником, и погребен в селе Поддубье, отпевали его в храме Покрова Пресвятой Богородицы. Скончался 10 апреля 1864г. В том же селе погребен и друг художника Венецианова, который был хозяином Сороки - Милюков Николай Петрович. Он скончался 5 декабря 1889г. 87 лет от роду.

Очаровательный портрет девочки-подростка, что хранится ныне в Государственном Русском музее, Сорока написал с Е.Н.Милюковой. Предки же Юренева – в родстве с некими Милюковыми, и, возможно, именно с теми, к потомству коих принадлежал Николай Петрович. Что касается надгробия Николая Петровича Милюкова, то автор публикации об Удомельских погостах Д.Л.Подушков сообщает: оно в советские времена будет использовано под бюст Ленину в селе Молдино…

Однако, сравнивая кисть Сороки с менерой письма на нашем портрете, сходство если и улавливается, то в степени незначительной. Сорока писал очень контрастно, почти лубочно. Юренев же изображен с некой паволокой мягкой дымки. У Венецианова, конечно, были и другие ученики. При помощи князя П.М.Волконского Венецианов в Вышневолоцком уезде организовал подобие школы, из которой вышли достаточно приметные художники Г. Михайлов, А. Тыранов, С. Зарянко и другие. Но кто из них мог написать портрет Юренева?

Какая жалость, что мы так заняты и не можем себе позволить сколько-нибудь длительную командировку в столицы, в Тверь, в Вышний Волочек, в Удомлю – в общем, съездить туда, где можно было бы прояснить пока такие смутные реалии биографии Юренева.

Случай, впрочем, свел нас с исследователями, которые могли бы нам помочь. Член Совета Русского Генеалогического Общества Станислав Экземпляров заинтересовался нашими запросами и порекомендовал нам петербургского знатока архивов Виктора Владимировича Клейста, с коим имел предварительные разговоры о путях возможного поиска.

В.В.Клейст – потомок древнего прусского баронского рода, происходящего из Померании. Виктор Владимирович разыскивает представителей этого рода в России, с 2001г. ведет поиски в архивах Прибалтии и Белоруссии. Он очень хорошо знаком с историческим архивом в Петербурге, и почти с ним сроднился.

Обмениваемся электронными письмами. Просим ускорить процесс копирования дела о дворянстве Юренева, обнаруженного в РГИА Людмилой Вячеславовной Белокопытовой. Доплачиваем архиву за срочность заказа. Виктор Владимирович просматривает заксерокопированные листы, и проверяет - насколько копии читаемы.

В РГИА – многодневная очередь не только на копирование, но и на отсыл копий заказчикам. Звоним в архив – просим выдать ксерокопии на руки В.В.Клейсту, попутно пишем благодарственное письмо Л.Белокопытовой на имя директора архива А.Р.Соколова. С запросом она справилась блестяще: найденное дело содержит более сотни страниц рукописного текста. Виктор Клейст берется отправить нам его с центрального петербургского почтамта, предварительно сняв страховочную копию: а вдруг в дороге затеряется?

Попутно узнаем, что Виктор Владимирович в скором времени будет в Москве, в военно-историческом архиве. Какая удача! Ведь Юренев был подполковником и, значит, в военном архиве о нем что-нибудь, да найдется.

Электронки из Кемерово и обратно следуют ежедневно. В.В.Клейст информирует нас о мельчайших деталях поиска, а мы взяли за правило советоваться с ним – что можно предпринять на будущее, чтобы побольше разузнать о портретируемом. Клейст советует: надо связаться с Тверскими краеведами!

size=2> 

Тверские краеведы? Мы знаем только одно имя: Д.Л.Подушков, автор публикации об Удомельских погостах. Кто же он такой – человек, который в буквальном смысле проповедует «любовь к отеческим гробам»?

Заходим на сайт краеведческого альманаха «Удомельская старина» вторично. Оказывается, Дмитрий Леонидович Подушков – создатель и главный редактор названного альманаха, уже вышло в свет 32 номера. Вот и биографическая справка на него: 63-го года рождения, с 1976г. проживает в Удомле, окончил Рязанское высшее воздушно-десантное училище, в 1987-88гг. командует разведгруппой в батальоне особого назначения в Кандагаре (Афганистан). За боевые заслуги награжден орденом «Красная Звезда» и высшим афганским боевым орденом «Красное Знамя». В 1989г. добровольно уволился в запас, до 1991г. работал учителем в школе. В 1991-93гг. директорствовал в «Авторской школе» - одной из первых частных школ в России, был депутатом Удомельского райсовета, председателем комиссии по вопросам образования, культуры и социальной политики, с 1996г. - замглавы местного самоуправления. С 1997г. издает альманах «Удомельская Старина», организовал издание серии книг по истории родного края.

Уважаемый человек. Вот и фотография – чем-то похож Подушков на Юренева, такие же сдвинутые насупленные брови, и взгляд – повидавшего жизнь и отмеченного печатью пережитого. Ни дать, ни взять – Юренев нашего времени. Так мы его про себя и окрестили: Юренев. Вот и телефоны «Бизнес-центра», который он возглавляет. Звоним – соединиться не удается. Провинция, связь плохая. Есть еще адрес электронной почты – шлем ему обстоятельное письмо. Кланяемся в ножки: помогите, дескать, разобраться – в Вашей публикации сказано, что Юренев в Черных Ручьях похоронен, и дата смерти обозначена. Так сохранилась могила-то? Если сохранилась - сфотографируйте памятник, будьте любезны. И соседние памятники, захоронения Филисовых, Самуйловой, сделайте, пожалуйста, фото также видов селения Черный Ручей – может, дома какие старые остались.

Электронка не вернулась. Значит, вроде бы, дошла. А телефоны молчат. Ну не могут же не работать в районном центре телефоны? Звоним на телефонную станцию, перепроверяем – оказывается, номера вот уже год как изменились.

И вот – дозвонились. Очень немногословный он, Дмитрий Подушков. Письмо получил, - скоро ответит. Мы, в свою очередь, по мере перевода дела Юренева в электронный вид, обещаем частями его скидывать Подушкову по электронке.

Невдолге приходит e-mail. Всего несколько строчек: высылаю вложениями три фотографии, письмо напишу позднее.

size=2>  

Вскрываем файлы со снимками. В названии файлов - кресты и название: Черный Ручей. Понятно, значит: погост при Черных Ручьях.

А вот и фото. Первое: чистое поле, вдали деревья. Второе: деревья ближе, около них виднеется какой-то камень. Третье: сам камень под деревьями.

size=2>  

Господи, что это? Все, что осталось от погоста? Только один камень? Эка невидаль - большевики снесли. Точно также, как снесли кладбища в Кемерове и Сталинске (Новокузнецке), о чем мы неоднократно писали, и что вызывало такой яростный отпор местечковых националов.

Похоже, что так. Но все же теплится надежда. Отсылаем фото Клейсту, спрашиваем: что бы это могло такое быть? Погост? То, что от него осталось?

size=2>  

Как-то в одной газете мы написали: снесли большевики кладбище, какая жалость! Нам ответили: сносили не просто так, нужды производства и жилого строительства требовали! Но вот вам чистое поле. Глушь. Черных Ручьев в помине нет. Ближайшее жилье – не близко. Никакого строительства – ни жилищного, ни промышленного. Так что ясно: сносили только затем, чтобы – снести. Вытравить память потомков. О таких, как Юренев. И памятника на месте бывшего погоста никто в Удомле ныне ставить не торопится. Точно также, как и в Кемерове, Новокузнецке и по всей стране. И становится ясным: от того, что сегодняшние власти предержащие – со свечкой в руках, в соборах перед видеокамерами позируют, природа тех властей осталась прежней – свирепоантигуманной.

Приехать, что ли, в Удомлю, и на свои средства памятник заказать? В Кузбассе такие бы акции не прошли – никто не позволит в центре города без согласования с властями памятники устанавливать. Но в Черных Ручьях-то, в чистом поле, - может, имела бы шансы на успех подобная затея? Или – разобрали бы наш памятник? Ведь снесли же памятник, установленный частными лицами в конце 80-х на могиле известного художника Ивана Егоровича Селиванова, имевшего мировую славу «кузбасского Пиросмани». Нечего, мол, «партизанить»…

Тем временем пришла бандероль от Клейста. Очень аккуратно упакованная, проложенная мультифорками – чтобы, невзначай, не замочилось содержимое: архивное дело о дворянском роде Юреневых.

Почерк у писцов ужасный, не везде достаточно определенно можно сказать – о каком населенном пункте или лице идет речь. Приходится сопоставлять разные документы, это помогает.

Но, конечно, перво-наперво – послужной список Юренева. Очень важно еще раз проверить – он ли изображен на портрете. А в формулярах, конечно, должны быть сведения о наградах. И если ордена, изображенные на портрете, будут соответствовать формулярам – значит, действительно, речь идет именно о Семене Павловиче Юреневе.

Листы 3 и 24-26 содержат копии свидетельства генерала от инфантерии, командира отдельного Гренадерского Корпуса Набокова, выданного Семену Юреневу в 1839 году. Набоков – человек авторитетный, имеет кучу воинских регалий, которые в конце документа педантично перечислены: Орден Святого Александра Невского, алмазами украшенный, орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия 3 класса, Орден Равноапостольного Князя Владимира 2 степени, Орден Святой Анны 1 степени, императорской короною украшенный, прусский Орден Красного Орла 2 класса, прусский Железный Крест, золотая шпага с надписью за храбрость, алмазами украшенная, польский Знак Отличия за военное достоинство и Знак за 30-летнюю беспорочную службу. Человек - авторитетнее не придумаешь.

Свидетельство Набокова помечено 8 июля 1839 года. Оно удостоверяет, что Юреневу, имевшему грекороссийское вероисповедание, шел 41-й год. Что полностью согласуется с уже известными нам данными (вспомним: в статье Д.Л.Подушкова - Юренев скончался в 1855 году в возрасте 55 лет). По Набокову выходит, что Юренев родился где-то в 1799 году, а по данным издания «Русский провинциальный некрополь» (1914), которым пользовался Д.Л.Подушков – около 1800 (дельта в арифметических подсчетах вызвана разницей между точной датой рождения Юренева, датой смерти и датой составления свидетельства Набокова). Так что с временем рождения – все сходится.

Набоков свидетельствует далее, что Юренев происходит из дворян Тверской губернии, и что за ним состоит «родового имения… в Вышневолоцком уезде семь душ крестьян». Немного. Название самого имения, увы, не упомянуто. Зато сказано, что в военную службу Юренев вступил 1 апреля 1817 года подпрапорщиком в Киевский Гренадерский полк (позже переименованный в полк Его Королевского Высочества наследного принца Оранского, а в Энциклопедическом Словаре Брокгауза обозначенный уже как генерала-фельдмаршала князя Николая Репнина). Полк этот был сформирован еще в 1700г., стал называться пехотным в 1708-м, а в 1849-м его шефом назначен король нидерландский. В 1805г. полк получил георгиевское знамя за сражение при Шенграбене, ему были дарованы серебряные трубы за взятие Берлина (1760) и сражение при Кацбахе (1813), а также особые знаки на шапки за военные походы в 1812-13гг.

В этом прославленном полку Юренев получил следующие военные звания: прапорщик (с 17 апреля 1818г.), подпоручик (с 9 декабря 1820г.), поручик (24 апреля 1822г.), штабс-капитан (с июля 1826г.), капитан (7 сентября 1829г.), майор (с 4 февраля 1833г.) – в этом звании он был переведен в другой полк, 5-й Карабинерский, а после реформы армейской пехоты – в гренадерский полк фельдмаршала графа Румянцева-Задунайского (в апреле 1833г.).

Однако главное, чем отличился Юренев за время службы – это был поход по усмирению Польши в 1831г. Четыре из пяти полученных им наград – за Польшу (последняя, пятая – за выслугу лет).

К военной компании против «польских бунтовщиков и мятежников» относились и относятся по-разному. Интеллигенция всегда сочувствовала полякам, ибо справедливо видела в их мятежах ростки инакомыслия, которое во все времена в России жестоко подавлялось. Тем не менее, как известно, Пушкин сверхпатриотично ликовал при взятии Варшавы, равно как и его близкая приятельница Александра Осиповна Смирнова-Россет, которая ему и сообщила эту весть и поздравила с «русской победой». Вряд ли героев подобных военных компаний, подобных Юреневу, можно в чем-либо винить, да и не винит никто: он, как и все в России тех лет, был связан строгой дисциплиной и послушанием, после декабрьского восстания основы престола оберегались, как никогда, и подавление польских восстаний было неизбежно. Да и верность воинской присяге дворянством считалась священной. Блистательные вельможи и мелкопоместные помещики, все – «слуги государя».

Как известно, польский Сейм 13 января 1831г. объявил династию Романовых лишенною польского престола. 24 и 25 января главные силы русских войск перешли польскую границу. Юренев переходит границу 26 января (это следует из упомянутого свидетельства) и, значит, был в первых эшелонах русских войск.

13 февраля – первые успехи русских: одержана победа при Грохове. Поляки отступают на левый берег Вислы и вооружают укрепления Праги. Дух русских, тем не менее, падает: сражение под Гроховым было кровопролитным. Именно в эти дни Юренева представляют к Ордену Св. Анны 3 степени с бантом (наградные документы за надлежащим подписанием, однако, появятся только в августе). При «падении духа», как известно, командиру требуется удвоенная и утроенная храбрость, так что свою «Анну» Юренев получил, очевидно, по праву…

После Гороховских и Пражских событий Юренев участвует в движении армии к реке Вспружну и на селение Седльце. Последнее отмечено тем, что во время 4-недельного бытования там русской армии из-за дурных санитарных условий появилась холера (в апреле было уже 5 тысяч больных).

Юренев тоже заболевает, ибо из свидетельства следует, что он попадает «по приключившейся болезни» в Одлицкий военный временный госпиталь.

Холера в ту пору была роковой болезнью. Юренев заболевает в апреле. А в июне она уже свирепствует в Петербурге (именно в 1831г. холера впервые появилась в столице) и унесла 7 тысяч жизней: панический страх перед болезнью привел к известному холерному бунту. Под влиянием паники, охватившей столицу, Пушкин, «замурованный» в Болдино и из-за карантина отрезанный от Петербурга, пишет «Маленькие трагедии», где весь ужас, обуявший Общество, отражен в «Пире во время чумы».

Смертность составляла примерно 50 процентов от зараженных, причем в начале эпидемии - все 70-90%. Лекарства от холеры, в общем-то, не было, и даже много позже, через полвека, эту болезнь лечили клистирами из смеси теплой воды с карболовой кислотой.

После выздоровления Юренев возвращается в полк. 25 и 26 августа 1831г. участвует в штурме Варшавы и овладениях передовыми Варшавскими укреплениями. Под Варшавой было до 70 тыс. чел. русских войск.

На воззвание императора с просьбой покориться поляки ответили отказом. 25 августа в 5 часов утра начался бой. После короткого затишья на ночь, 26 августа штурм укреплений продолжился. Юренев участвует в бое и… в ночь на 27-е августа попадает в плен. Однако 28-го из плена возвращается, и его награждают орденом Святого Владимира 4 степени с бантом и Серебряной Медалью за взятие приступом города Варшавы. И эта награда тоже была «отработана» им вполне…

После падения Варшавы поляки не сдаются. Русские их преследуют до прусской границы. Юренев участвует в двухдневном бою под Модлиным (потом переименованным в Ново-Георгиевск). В этом бою погибло 539 русских офицеров и 10.000 нижних чинов, с польской стороны убито и ранено до 7800 чел. и взято в плен около трех тысяч. В документах Юренева особо отмечено, что 17 сентября 1831г. он находился «при тесном обложении крепости Модлина». Юренева награждают Польским Знаком Отличия за военное достоинство 4 степени.

После военной компании в Польше Юренев отпуска не получил. Не положено было. Таковой выдадут ему лишь в октябре 1833-го (4 недели) и в январе 1835-го (3 недели). Это были суровые реалии тогдашней службы.

Семен Павлович Юренев человеком был педантичным и исполнительным. Не случайно как до, так и после похода в Польшу он неоднократно получал в числе прочих офицеров Высочайшие благоволения за смотры, учения, парады и маневры в Орле, Москве, Старой Руссе и Княжем Дворе (1823, 1826, 1829 и 1833 соответственно).

Впрочем, рескриптов и похвальных листов от своего начальства, как сказано в свидетельстве, не получал. С другой стороны, под судом и в штрафах тоже не был: «высочайшим замечаниям и выговорам не подвергался, состоит в комплекте при полку налицо, к повышению чином и к награждению знаком отличия беспорочной службы аттестовался достойным, … отчеты по должности какие имел, представлял в срок, жалобам не подвергался, слабым в отправлении обязанности службы замечен не был».

Словом, Юренев достиг того, что только и мог получить помещик из глухомани, владелец 9 душ крепостных. К тому же – он опоздал родиться. Если бы во время Наполеоновских войн ему было бы хотя бы 17 лет, то, несомненно, при его храбрости, выказанной в Польше, совсем иные эполеты могли бы украсить его мундир. Участвуй он при Бородине, иным был бы и послужной список. Юренев родился не в то время и не в той среде. Вполне очевидно, что влиятельные родственники, коих он не имел, приписали бы его чуть не с пеленок к какому-нибудь престижному полку, так что фактическую службу он начал бы уже хотя бы поручиком. Например, как Сергей Волконский, который «к службе» был приписан в 8 лет.

3 марта 1839 года Юренев подает в отставку. По болезни. Исходатайствован ему пенсион аж 666 рублей. Поначалу казалось: что за число такое «масонское»? Уж не связан ли был с новомодными веяниями, охватившими столицы и генералитет? Но нет, не вяжется это как-то с чертами его психологического портрета. И загадка объясняется просто: в отставку выходили с пенсионом, составлявшим две трети жалованья. А жалованье у Юренева было – 1000 рублей. Так что – никакой мистики…

Пенсион получал Юренев в Вышнем Волочке. Притом обязался никакого жалования казенного больше нигде не просить.

Незадолго до отставки наградили его званием подполковника. А за полгода до сего, 1 декабря 1838г. – он получил за выслугу лет орден Святого Георгия 4 степени.

Итого, значит, пять наград было у Юренева: Святая Анна, Святой Владимир, Святой Георгий, польский Знак Отличия и Серебряная медаль за взятие Варшавы. Сравниваем с регалиями, изображенными на портрете – все сходится, наград действительно пять: четыре креста вверху, медаль внизу. Итак, еще раз доказано неопровержимо – портрет подлинный, изображен на нем Юренев.

Когда написан портрет? Конечно, после отставки. Потому что Юренев – хоть и подполковник, но изображен в одежде гражданской. Приехал домой уже не в отпуск, а навсегда – и тут же себя запечатлел, со всеми воинскими регалиями. Это могло быть, судя по всему, только после 1839г. Хотя на обороте портрета проставлена другая дата – год 1832-й. Это свидетельствует о том, что надпись сделана много позднее самого портрета. Память человеческая отчетливо запечатлевает яркие события и, как правило, имена родственников, но всегда слаба на даты. На портретах делали надписи, в основном, уже после смерти портретируемого: чтобы не дать забыть потомкам, кто изображен. И вот потомки повелели написать: вышневолочаевский помещик подполковник Семен Павлов сын Юренев. А год? В самом деле – какой год? Когда война с Польшею была? То ли в 1831-м, то ли в 1832-м. Напишем 1832-й – вернее будет.

Но для 1832-го портретируемый слишком уж в годах. Тогда ему было 32, максимум 33. А на портрете – уже за сорок, ошибиться нельзя никак. Значит, писали Юренева уже в годах 1840-х. На это указывает и экспертиза, - правда, эксперты подстраховались и обозначили срок возможного написания портрета второй третью 19 века. Но косвенно «родная» датировка все-таки ими оспорена, это факт. Так сегодняшняя искусствоведческая «наука» подправила слабую на даты память наших предков.

Разумеется, полученными из дела Юренева сведениями мы тут же поделились с Дмитрием Подушковым. Который, - уверены! - отнесется к истории Юренева с тем большим интересом, что не чужд не только краеведения, но и военной истории, сам будучи военным в отставке, да к тому же – автором прелюбопытного очерка о графе Аракчееве.

Оказывается, Аракчеев – родом из Вышневолоцких мест, он провел детские годы в селении Гарусово на озере Удомля. Юренев, конечно, не мог не быть наслышан о своем знаменитом земляке, современнике, прославившемся столь радикальными военными реформами, правдивая оценка которых, вполне очевидно, - дело будущего.

Кроме того, мы послали Дмитрию Подушкову фотоснимок с портрета Юренева. И получили ответ. Подушков выдвинул гипотезу, созвучную нашей: портрет написан кем-то из учеников Венецианова. «В Удомельском крае, - писал он, - активно работали художники – ученики Венецианова… Разного уровня были, возможно, портрет мог написать кто-то из них… Можно обратить внимание на это обстоятельство искусствоведов. Возможно, нас ждет большое открытие!».

Что касается погоста в Черных Ручьях – то «сегодня это совершенно заброшенное место. Глушь. До ближайшего жилья 5 км». Камень, что запечатлен на одном из присланных Подушковым снимков, как и следовало ожидать – «единственный материальный след от надгробий». Там же – остатки фундамента: возможно, все, что осталось от церкви.

Дмитрий Леонидович прислал также подробную карту Удомельского района 1849 года. Поскольку Черных Ручьев сегодня не сыскать ни на одном карте, важно представить, где хоть они находились. Подушков подсказывает: смотрите близ селения Мартусы, а рядом – Черные Ручьи, он же Пог. Егорьевский. Недалече – усадьба Венецианова Сафонково…

Карта Удомельских земель, присланная Подушковым, очень помогла нам при изучении актового материала семнадцатого века, также приложенного в копиях к делу Юренева. Выяснилось, что отец Юренева, Павел Никитович, служил во второй Сенатской роте солдатом в Санкт-Петербурге; дед, Никита Сидорович, – в Рязанском пехотном полку сержантом; прадед, Сидор Андреевич, - в Луцком драгунском полку дворянином, а прапрадед, Андрей Васильевич, - в Новгороде.

Документы 17 века, даже в копиях, читать трудно. Практически нет знаков препинания, многие слова пишутся слитно. А уж если почерк у копииста был ужасный, или он не разобрал чего – и вовсе. Тем не менее, удивительно, но найден довольно обширный список документа, датированного аж 1682 годом и относящегося еще к царствованию Федора Алексеевича.

И главным действующим лицом этого редкого акта – упомянутый прапрадед Юренева, Андрей Васильевич. Дело идет о выдаче ему специальной ввозной грамоты, закрепляющей его права на владения селениями и душами «в Бежецкой пятине Тверской половине». Пятины и половины – это административные деления той поры. В документе перечисляются владения, указывается количество саженей и десятин пашенной и непашенной земли, поминаются населенные пункты и пустоши (иные наличествуют и на карте Подушкова): Михайловский погост в Костве, деревня Пономарева на реке Кездре, деревня Погостища на реке Кездре, деревня Демшина, Петровское поместье, пустошь Горка на озере Кездре, пустошь Терешина, Сумгуровское и Савинское поместье, Сорогошинский погост, пустошь Позориха, пустошь Осташово, деревня Старосельская на озере Белом, деревня Терпилец на озере Наволоке, деревня Тяпуль на Черной Грязи, деревня Шинякова, деревня Ехлирева, деревня Курова на озере Наволоке, пустошь Сергеева на озере Белом, Никольский погост в Удомле, пустошь Шитникова на озере Наволоке, Черный Ручей, пустошь Сергеева.

Деревни небольшие, по 3-6 дворов. Иные пусты – «хоромы сгнили и обелились». В деревне Курово и в Черных Ручьях, что уже известно читателю, С.П.Юренев, праправнук Андрея Васильевича, будет проживать два с половиной века спустя. Имение было потомственным, родовым, корни уходили в века, в те поры, когда в царевом указе предписано было: «тем поместьем… со всеми угодьи и со крестьяны владеть Андрею Васильеву сыну Юреневу, и крестьянам и бобылям, которые в том его поместье живут, помещика своего Андрея Юренева во всем слушали, пашню на него пахали и доход ему помещицкий давали», что скреплено было печатью боярина и воеводы Василия Семеновича Волынского. Сверял же текст грамоты много позже дворянский секретарь Капитон Яковлевич Сукин.

Названный Андрей Васильевич Юренев, прапрадед нашего героя, поминается в книжке Н.А.Архангельского «История Удомельского района», изданной в 1995 году при ближайшем содействии Д.Л.Подушкова: он готовил ее к печати. Подушков поделился с нами цитатой из книги, касающейся рода Юреневых: «Род Юреневых впервые вписан в дворянское сословие в 1680 году, когда рейтеру Андрею Васильевичу было пожаловано поместье. В это время в Бежецкой пятине было два Юреневых с 98 душами в поместье. На Удомельской земле этот род вовсе не новичок. Об этом свидетельствуют записи середины 18 века. В середине 19 века подполковник Семен Павлович Юренев, женатый на Варваре Александровне – дочери майора Александра Петровича Филисова, имел семерых детей: четыре сына и три дочери. Подполковник умер во время реформ. Вдова его, Варвара Александровна, осталась править в Мартусах на 469 десятинах земли. В том же году она принимает участие в размежевании деревни Погорелец, пытается продать часть Мартусов. Когда Варвара Александровна завещала детям свое богатство, то оказалось, что его почти не осталось. Николай и Федор Семеновичи получили на двоих 48,25 десятины, а Ольга Семеновна – 168,5 десятины. На этом землевладельческий род дворян Юреневых и кончился».

Подушков не соглашается с Архангельским, что род Юреневых внезапно «кончился» - автор следовал основному своему источнику – книге «Генеалогия господ дворян Тверской губернии», а она не содержала более обстоятельных данных, касаемых потомства С.П.Юренева. Что касается Мартусов, которыми владела вдова Семена Павловича, Варвара Александровна, сведения у Д.Л.Подушкова более определенные: «Мартусы – деревня. Она сохранилась. Глушь конкретная и сегодня, и тогда. Она не относилась к приходу Черных ручьев (храм Георгия Победоносца 1731г., фотографии нет), хотя приходы, может быть, и перекраивались. А вот Филисовы (1806 год первого упоминания) были прихожанами Черных Ручьев, владели дворами в деревнях Сошниково, Аксово». Из дополнительных данных: между Мартусами и Черными Ручьями по прямой 16 км, дорогами сегодня – не менее 25, до усадьбы же Венецианова от Черных Ручьев по прямой – 26 км.

Но вернемся к седой старине, к прапрадеду Юренева, Андрею Васильевичу. У него было два сына: Тимофей и Сидор. Тимофей распоряжался пустошью Староселье на озере Белом, селением Терпильцом на озере Наволоке, пустошью Горка, владел также Демшиной, Погостицей, Пономаревой, Терешиной, Позорихой. Часть владений он, как следует из документа «променял полюбовно» некоему Ивану Васневу. У Тимофея был сын, Иван.

И вот – семейная драма. Андрей Васильевич погибает: «В последнем Крымском походе на государевой службе у крымских людей взят в полон и в полону помер». После него остаются жена, да два сына. Тимофей тоже умирает. У Тимофея сын – Иван, он приходится племянником Сидору. Иван бьет челом и просит отцовские поместья отписать себе в собственность. В челобитье же утаил о существовании дяди своего: «повыток отнимает, хочет один завладеть насильно». Племянник – против дяди; коварство, хитрость, тайные пороки – все переплелось в этой саге. Документы относят историю сию к царствованию императора Петра Первого.

Так или иначе, Иван скончался, и о потомстве его ничего не известно. Владения же его, по крайней мере часть оных, оказались заложенными. В мае 1729 года он, будучи в чине капрала, отдал под заклад в деревне Староселье шестнадцать четвертей земли, помещицкий Двор «с дворовыми людьми и с всяким хоромным строением, да во дворе крестьян», пустоши Горка и Терпилец с пашней, «с хлебом стоячим и молоченым и в землю посеянным», с покосами, угодьями и скотом, «не оставляя за собой ничего». Стоимость закладной – 150 рублей, она оказалась просроченной некоему Александру Федоровичу Мордвинову. Дело дошло до вотчинной коллегии.

При потомках прапрадеда Семена Павловича Юренева, Андрея Васильевича, таким образом, имение закладывается, или распродается. Драгун Сидор Андреевич в марте 1751 года за 10 рублей из недвижимого отцовского имения продал близ Усадища Староселье в пустоше Осташове пять четвертей земли «со всеми угодьи», по купчей, майору Якову Кондратьевичу Философову.

У прадеда Семена Павловича Юренева, Сидора Андреевича, было три сына – Агей (служил в Преображенском полку солдатом, ушел в отставку подпрапорщиком), Никифор (служил в Ингермонландском полку солдатом), и Никита, дед Семена Павловича. После смерти Сидора Андреевича имение разделили между сыновьями и сестрами. Агей свою часть имения продал «всю без остатку» по купчей, за 90 рублей, новгородской помещице Марине Семеновне Салтановой, дело происходило в марте 1769г.

Дед же Семена Павловича Юренева, Никита Сидорович, напротив, имением прирастал. У Вышневолоцкого помещика Панфила Федотовича Милюкова выкупил он земли в пустоше Ермолине с лесами и сенными покосами, с рыбными ловлями «и со всеми угодьи», за что заплатил 60 рублей, дело происходило в году 1784-м. При купчей присутствовали подпоручик Василий Григорьевич Мамышев, подпоручик Герасим Павлович Кутузов, секунд-майор Никита Маркович Строилов (все военная косточка!), сам же документ составлен местным писарем Ефимом Раздадуриным.

Отец Семена Павловича Юренева, Павел Сидорович, унаследовал всего 20 душ крестьян в сельце Курове. Поступил на службу в марте 1785г. рядовым в Сенатские роты, 7 апреля 1789г. был назначен младшим курьером, 11 января 1793г. – старшим, а 31 декабря того же года – прапорщиком, но в сентябре 1796г. ушел в отставку за болезнею. Ордер об увольнении подписал граф Александр Николаевич Самойлов, репрезентативный портрет коего долгое время находился в нашей коллекции картин (такое вот совпадение!).

Таким образом, имение временами прирастало землями и угодьями, но все же по большей части – дробилось, делилось меж наследниками, в 19-м же веке от него и вовсе почти ничего не осталось…

После смерти отца Семена Павловича Юренева, Павла Никитича, имение наследовала мать, Анна Степановна. Имение – не ахти какое: движимое и недвижимое имущество при сельце Курово, пустошах Сошниково, Сергеево, Терпилец, Тепелево, Ермолино, Глохово, Осташово.

За матерью, кроме того, остались немалые долги.

В 1834 году она распорядилась: имение разделить меж детьми, и долги – тоже.

Раздел был осуществлен так. За матерью остался господский одноэтажный деревянный дом в Курове со всеми примыкающими к нему постройками: скотным двором, хлебными амбарами, гумном, пелевнями, погребом и каретным сараем. Из людей она оставила себе Дементья Дмитриева, Назара Дмитриева, девку Василису Дмитриеву, Ивана Прокофьева, Силу Терентьева с женою Авдотьей Ивановной с сыном Алексеем и падчерицею Ульяною Андреевой.

Семену мать оставила людей: Никиту Корнилова с сыном Николаем, Прокофия Изотова с сыном Гавриилом и дочерью Афимьею, Аксена Кудилова с женою Марьею Филипповной и с сыном Антоном, и вдову Ульяну Анкудинову.

Дочери Елене достались люди: Александр Никитин, некто Степанов с неразборчивым именем и жена его Дарья Филипповна и теща Домна Ивановна, а также Александр Аленьев с женою Александрою Васильевной и сыном Никитою.

Сыну Михаилу мать отписала в деревне Иваньково людей: Герасима Изотова с женою Миремьяною Ипатовной, с сыновьями Емельяном, Ерофеем, Агафоном, Игнатием, также девок Марью и Прасковью Прокофьевых, Прасковью Маркову. Михаилу достались также постройки и земли в пустошах Осташове, Ерденеве (?) и Голшнихе (?) – «все без остатку».

Сыну Алексею, штабс-капитану, мать отдала людей из деревни Погорельцы: Ивана Анкудинова, Никифора Анкудинова с женою Федосьею Тимофеевной, с сыном их Никитою и дочерью Соломонией, вдову Устинью Куприянову, Савелия Александрова, Дмитрия Прокофьева, вдову Елену Леонтьеву. Алексей владел отныне также землями в Погорельцах и в пустоше Якушкине.

Были и другие земли, которыми весьма рачительно распорядилась Анна Степановна Юренева в 1834 году, - их она поделила меж детьми, как считала справедливым.

Трудно сказать, насколько рады были дети такому решению матери. Потому что отныне долги, которые после нее остались, надлежало выплачивать им. 200 рублей ассигнациями Бежецкой помещице Александре Михайловне Колюбакиной, а также господам Филисовым 250 рублей отныне был должен сын Михаил. Семену надлежало выплатить госпоже Колюбакиной ассигнациями 100 рублей и девке Афимье Васильевой серебром 200 рублей. Дочери Елене пришлось задолжать Колюбакиной 200 рублей ассигнациями, девке Афимье Васильевой 50 рублей, и еще какие-то загадочные 100 рублей «мелочные, известные всем нам». Сыну Алексею выпал долг Колюбакиной 300 рублей ассигнациями и девке Афимье Васильевой серебром 150 рублей.

Итого долги составили 1550 рублей. Для такого мелкого поместья – сумма астрономическая. Притом, что всему движимому и недвижимому имуществу Юреневых была дана оценка (скорее всего, завышенная) в 15000 рублей.

Спустя пять лет после этой раздачи долгов и земель, Семен Павлович Юренев, как уже было сказано, вышел в отставку и вернулся на свою малую родину. Сумма его годового жалования составляла 666 рублей. Выходит, что общая сумма долга равнялась чуть не трехгодичному пенсиону подполковника! Правда, на его часть приходилось всего 300 рублей – к тому времени, возможно, уже сполна оплаченную.

Итак, - девять душ крепостных, часть пустошей, и долги. Это все, что имел Юренев по воле матери. Та, скорее всего, потихоньку отходит от дел, раз решилась разделить и без того уже многажды поделенное имение. Мелкопоместное дворянство действительно разорялось. Притом, что было довольно именитым. Например, при акте раздела мизернейшего по размерам имения Юреневых в 1834г. присутствовали аж два подполковника: Николай Степанович Кутузов и Антип Сукин. Удивительно: столь приметные особы – казалось бы, при такой не очень значительной сделке…

Впрочем, чего удивляться. Дворянство бедное, но - благородное. К слову сказать, все дело, которое мы обнаружили в историческом архиве, касается именно вопроса о благородных корнях Юренева.

Незадолго до смерти он пожелал быть внесенным в шестую часть дворянской родословной книги Тверской губернии. Завязалась переписка, бюрократическая машина работала несколько лет, запрашивала данные о предках Юренева, свидетельства о рождении его детей, разные имущественные документы, купчие, формулярные списки, акты о награждении Юренева Орденами, - то есть те данные, которые сегодня помогают нам восстановить детали психологического портрета мелкопоместного дворянина не вовсе большой руки.

К какой части родословной книги быть отнесенным - вопрос для Юренева крайне важный. Воинские регалии его – явно не генеральские, образования почти никакого (знал только грамоту, «читать, писать умеет, арифметику знает»), зато имеет честь вести дворянскую родословную свою с 17 века!

Родословные книги делились на шесть частей. В первую вносились те, чьему дворянству – не более ста лет. Во вторую часть вносят «по военным чинам и орденам». В третью – «по гражданским чинам и орденам». В четвертую – «иностранные роды». В пятую – «баронские, графские и княжеские». В шестую – «древние благородные дворянские роды», кои ведут счет дворянству своему никак не позднее чем с 1685 года.

Юренев стремится попасть именно в шестую часть - самых древних. Не по амбициям стремится, а – по праву. Представляет доказательства, которые сочли безупречными. И – достигает своей цели. Правда, жить осталось – всего ничего. Зато – восемь детей, о них думать надо.

Юреневы – потомственная военная косточка. Семен Павлович, судя по портрету – человек суровый. Именно таких людей и должна была рождать Удомельская глушь. Потомки, судя по всему, наследовали означенную суровость нравов. Подушков пишет: «Одна бабушка, сейчас к слову вспоминаю (Агафья Ниловна Семенова – см. о ней «Удомельскую Старину» № 31), вспоминала о помещике Юреневе, который перед революцией жил, видимо, где-то в районе озера Островно: был очень свирепого нрава и, дословно: «Ел живьем лягушек, в порыве злости грыз холки лошадям и шеи гусям»…».

Вместе с тем, Юреневы, очевидно, были не очень крепки здоровьем. Военные походы, частая смена климата и места пребывания нещадно сокращали их лета, и умирали они рано. Судя по биографии Семена Павловича, вся жизнь уходила на то, чтобы отдать стране свой воинский долг, озаботиться продолжением рода, и передать детям права владения.

Вышедший по болезни в отставку Семен Павлович имел такого же «болезного» брата, Михаила. В 1851 году имения у того не было, а от родителей он унаследовал 11 душ крепостных: 6 «мужеска» и 5 «женска», в сельце Иванькове. Вехи службы зигзагообразны – они зависели от состояния его здоровья. В августе 1817г. поступил из 2-го Кадетского Корпуса в 9-ю артиллерийскую Бригаду прапорщиком (еще один военный!). Однако прослужил только три года. Заболел. Уволен с чином подпоручика в феврале 1820г. Недуг, очевидно, продолжался около двух лет. Потому что только в апреле 1822г. он смог определиться на службу в провиантский департамент. Но и тут послужил только полгода и уволился с чином подпоручика. Очевидно, - опять обострение болезни, которое на этот раз длится пять лет. И только в марте 1827г. по выборам Благородного Дворянства был определен он в Вышневолоцкий Земский Суд Дворянским Заседателем. В 1829г. – уволился. Через два года – снова служит Дворянским заседателем, там же, до 1833г. Потом шесть лет нигде не служит. В 1839г., однако, определяется помощником Пристава Черногрязского Заставного Дома Шоссейного Сбора. Да вот беда: в 1842 году вновь заболел «и никаких обязанностей по службе не исполнял», хотя до сего момента «аттестовался способным и достойным», и было лишь одно облачко в его плавном и спокойном карьеротечении: как-то на десять дней припозднился он вернуться из отпуска, ссылаясь на недуги, но болезнь сия «не была доказана законными документами». Однако, видно, была она серьезна, коли несколько месяцев спустя последовала отставка, причем по тем же мотивам, а жениться он так и не смог – в чем при желании можно тоже узреть последствия опасного нездоровья.

Дмитрий Подушков, наш Удомельский новый знакомый, касательно перспектив дальнейшего исследовательского поиска, считает необходимым обратиться в военно-исторический архив: «Думаю, что запрос в РГВИА (Москва) – очень перспективно. Полковник, награды… Я тоже там запрашивал сведения, но не по Юреневу. Если у Вас не получится – я могу подключиться».

Военно-исторический архив? А почему бы и нет? В.В.Клейст как раз собирается в Москву, и любезно соглашается помочь нам. Однако поиск неуспешен: указатели фамилий военных по интересующему нас периоду первой половины 19 века в РГВИА практически нет, то же самое относится к событиям польской войны 1831г. Некоторые фонды находятся в состоянии реорганизации, - работать практически невозможно, документы с поверхности архивного поиска извлечь не так-то просто. Потребуются дополнительные запросы в РГВИА, которые неизвестно еще, какой результат принесут.

А жаль. Мы, честно говоря, питали надежды, что найдем в РГВИА данные не только на Юренева, но и на его ближайшее окружение, которое тоже ведь с военной историей связано. Как, например, не обратить внимание на то, что отец жены Юренева, Александр Петрович Филисов, - в чине майора, и, стало быть, налицо некий родственный союз служивых.

Контакты с Филисовым поддерживаются тесные. Настолько, что он присутствует на крещении детей Юренева. На то есть документы – метрические свидетельства. В 1845-м году Филисов с дочерью, Марией, присутствовал на крещении сына Юренева Александра. И не просто присутствовали Филисовы – а были восприемниками. Сегодня мало кто знает, кто такие восприемники. Согласно Брокгаузу, это лица, которые ручаются перед Православной церковью «за веру крещаемого», и в случае чего обязуются «принять крестника под свое попечение и должны его наставлять в вере и благочестии».

На следующий год (1846) при рождении у Юренева дочери Анны восприемником опять был майор Александр Петрович Филисов с родственницей – Верой, дочерью помещика Петра Федоровича Филисова. В 1849 году при рождении у Юренева сына Дмитрия Филисов посещает Черные Ручьи с третьей своей дочерью – Надеждой, а за год до этого, в 1848-м, при рождении у Юренева дочери Марии присутствует помещица Прасковья Петровна Филисова.

И, наконец, в 1853 году, при крещении Федора Юренева – Александр Петрович Филисов находится в Черных Ручьях с дочерью Анною, а в 1851г., при крещении Николая – он же, с дочерью Надеждою.

Филисовы, конечно, присутствуют при крещении детей Юренева не только по родственному зову. Ведь, как уже сказано, в Черных Ручьях, в церквушке которых проходит церемониал крещения, похоронены также предки Филисовых. Конечно, во время побывок в Черных Ручьях Филисовы посещают погост, и отдают дань памяти и благодарности предкам своим.

Юреневых сближает с Филисовыми никак не менее чем вековая связь: вспомним, надгробия Филисовых в Черных Ручьях относятся ко второй половине 18 века, а в 1729 году Иван Тимофеевич Юренев продает часть своих земель помещику Федоту Стахевичу Филисову. В 1796 году Богдан Федорович Филисов – свидетельствует в числе прочих купчие акты, касающиеся опять-таки земель Юреневых. Как и следовало ожидать, Богдан имеет воинский чин: Филисовы и Юреневы – одна косточка. В документе написано, что Богдан был констапелем (первый офицерский чин в морской артиллерии).

В словаре Брокгауза статьи о роде Филисовых нет. Но должны же быть о них какие-нибудь сведения помимо почерпнутых из дела Юреневых! Заходим в Интернет. Запрашиваем через поисковую систему Яндекса данные на Александра Петровича Филисова, мужа жены Юренева.

И тут – полная неожиданность!

Некий литератор Петр Алешковский пишет об имении Александра Филисова. Но совпадение имен – случайное. Это, очевидно, родственник Александра Петровича, потому что, как следует из текста Алешковского, его героя звали не Александром Петровичем, а Александром Порфирьевичем. Алешковский сообщает об имении А.П.Филисова, «брата генерала Сергея Порфирьевича Филисова, героя 1812 года. Александр Порфирьевич Филисов во время смерти императора Павла Петровича был на карауле во дворце и после катастрофы немедленно подал в отставку и переехал на житье в имение Дарское, где жил с женой своей Евдокией Петровной, урожденной княжной Шелешпанской».

Очевидно, речь идет об одной из ветвей рода Филисовых, и очень именитой. Но интересно другое. Имеются прямые свидетельства о «нашем» А.П.Филисове, тесте С.П.Юренева. Из статьи кандидата географических наук, старшего преподавателя кафедры экономической географии Ярославского государственного педагогического университета им. К.Д.Ушинского Сергея Львовича Швыркова, посвященной истории города Любима (ярославщина) узнаем: «Любимская земля – родина героев войны 1812г. братьев Филисовых. Александр Петрович Филисов воевал вместе с Суворовым. Когда началась война с Наполеоном, он привел в Петербург отряд любимских жителей, которых обмундировал, выучил. Александр Петрович партизанил, дружил с Денисом Давыдовым. Его двоюродный брат Павел Андреевич Филисов – тоже герой войны. Портрет одного – в галерее героев 1812г. Эрмитажа, другого, кисти Кипренского, в музее-панораме «Бородинская битва»…».

Портрет! Еще один! И Юренев, и Филисов увековечили свое изображение для потомков. Не исключено, что Юренев следовал примеру тестя, когда заказывал свой портрет.

Вот только неясно из статьи Швыркова, который поминает Александра Петровича Филисова и его двоюродного брата Павла Андреевича, чей портрет где находится. По разному толковать можно написанное. Ну да бог с ним, со стилем. Главное – другое. Нашлись сведения о еще одном портрете, и это радует.

Итак, портрет Александра Петровича Филисова – либо в Эрмитаже, либо в музее «Бородинская Битва» (Москва) - причем кисти Ореста Кипренского. Кипренский любил писать военных. В нашем доме более трети века бытовал портрет неизвестного военного, написанный именно Кипренским. Алма-Атинский музей в свое время выпрашивал его – нельзя ли приобрести в фонды?

Кипренский… Громкое имя…

Поисковик Яндекса неожиданно выдал еще один результат: статью кандидата наук А.В.Кибовского «Предсказатель прошедшего». Поминался в нем тот самый портрет Филисова, данные о коем мы разыскивали. Статья была опубликована в «Московском журнале» в 2002 году (№9) и содержала острую полемику с научным сотрудником музея-усадьбы А.Т.Болотова «Дворяниново», исследователем Е.Н.Перкиным, долголетне изучавшим творчество Кипренского.

Тон статьи нас озадачил. Суждения А.В.Кибовского о персоне Е.Н.Перкина очень категоричные: «С этим человеком все ясно, и сегодня при упоминании имени Е.Н.Перкина искусствоведы, музейные работники и историки, которым автор щедро презентовал свою книгу, только посмеиваются».

Однако нас интересует лишь портрет Филисова. Ему, а также портрету Коновницына, А.В.Кибовский уделяет всего несколько строк: «Потративший, по собственному утверждению, много лет на изучение творчества О.А.Кипренского, Е.Н.Перкин сокрушается, что неизвестно местонахождение портрета А.П.Филисова, хотя каждый желающий может сегодня увидеть его в экспозиции Музея-панорамы «Бородинская битва». Грустит Е.Н.Перкин и об утраченном «портрете П.П.Коновницына кисти Кипренского», опубликованном в 1905 году. Работа действительно замечательная, но к творчеству Кипренского отношения не имеет, поскольку была выполнена в 1819 году А.Г.Варнеком. Сегодня копия этого полотна, сделанная с оригинала П.А.Олениным в 1836 году, тоже находится в экспозиции Музея-панорамы «Бородинская битва»…».

Стоп! Портрет Коновницына приведен в издании «Русские портреты 18 и 19 столетий» (1905), и стоит там подпись: Кипренский. Полемизирует, стало быть, А.В.Кибовский с книгой 1905 года. Между тем, выставляет злостным извратителем истины именно Перкина. Возможно, в полемическом запале могли выпасть какие-нибудь аргументы против авторства Кипренского. Надо связаться с А.В.Кибовским и попросить более обстоятельно аргументировать вывод.

Еще более немногословны сведения о портрете Филисова. Со слов А.В.Кибовского выходит: Е.Н.Перкин не знает, что портрет находится в музее-панораме «Бородинская битва» (Перкин же в телефонном разговоре такое свое «незнание» отрицает решительно). Из контекста ясно, что речь идет о кисти Кипренского. Но, как выяснится позже, в музее-панораме «Бородинская битва» и ведать не ведают, что портрет А.П.Филисова написан Кипренским. Там – другая версия, о чем – ниже.

Но ведь Швырков пишет именно о Кипренском. И, стало быть, имеет ввиду именно портрет А.П.Филисова, касаясь музея «Бородинская битва». Между тем, в атрибуции, хранящейся в музее, о Кипренском нет ни полслова.

Пишем письмо В.В.Клейсту. Он как раз в Москве - работает в военно-историческом архиве. Виктор Владимирович берет на себя труд сходить в музей. Он изготовил фотографии с интересующего нас портрета А.П.Филисова и с окружающего его экспозиционного антуража. Сфотографировал он и табличку под портретом А.П.Филисова. На табличке написано: художник Тропинин.

Тропинин…

Еще одна гипотеза!

В.В.Клейст продолжает удивлять. Он купил в вестибюле музея-панорамы книжку «… Бессмертен тот, кто Отечество спас: М.И.Кутузов». На 271 странице – портрет А.П.Филисова и надпись под ним: неизвестный художник.

Так! Не много ли версий вокруг одного портрета? Тропинин, Кипренский, и вот теперь – неизвестный художник.

Сделаем-ка запрос в этот музей. Объясним: так, мол, и так – есть у нас портрет помещика Юренева, который был зятем Филисова. В родстве и дружбе находились эти люди, Филисов с дочерьми присутствовал при крещении детей Юренева. И как скромным провинциальным литераторам, ведущим разыскания об Юреневе и круге его общения, нам интересно буквально все об Александре Петровиче Филисове.

А заодно отправим им по электронке дело Юренева, в котором многажды поминается Филисов. Ведь и в музее «Бородинская Битва» это должно вызвать какой-никакой, а интерес. Попросим также определить по фотоснимку - соответствуют ли награды на портрете Юренева тем, что обозначены в его формулярах.

Посылаем запрос, и через некоторое время звоним в музей-панораму. Завязывается знакомство: Сергей Владимирович Львов, заместитель директора музея по науке, любезно согласился проконсультировать нас.

Награды Юренева? Львов посмотрел фото и согласился: да, вроде бы награды те же, что в формулярах.

Портрет Филисова? А какого Филисова? У нас портреты двух Филисовых, и оба они были военными. Вас интересует Александр Петрович? И не только он? Другой Филисов – тоже?

Да, конечно, нас интересуют оба Филисовых, потому что находились они в родстве, это несомненно.

И вот приходит ответ на запрос.

С.В.Львов сообщает: портрет Александра Петровича Филисова имеет инвентарные номера ОФ-167, Ж-21, размеры 67 х 54 (почти такие же, как портрет Юренева). Он был куплен 12 декабря 1962г. у Елены Георгиевны Дуловой. Предполагалось авторство Тропинина. В 1965г. П.И.Барановым проведены реставрационные работы: «передублирование с металла на холст, подведение грунта, удаление записей и лака, покрытие лаком, тонирование».

Но что значит – передублирование с металла на холст, и подведение грунта? А то, что картина претерпела очень серьезные вмешательства извне. Точно также, как портрет Юренева. Холст сначала был наклеен на металл, его с металла сняли, переклеили на дублировочное полотно и натянули на подрамник. Вряд ли при таком значительном реставрационном вмешательстве, коснувшемся даже грунта (перед тем, как писать маслом на холсте, его покрывали специальным составом, как раз он и называется грунтом), впоследствии можно будет достаточно точно определить, кто автор полотна. Потому что каждый художник грунтовал по-своему, это один из отличительных признаков, по которому зачастую можно определить и время написания, и имя художника.

Так или иначе, но в 1985 году портрет А.П.Филисова прошел экспертизу во Всесоюзном художественном научно-реставрационном центре. Эксперт Л.В.Гельенек, которая до сих пор работает в реставрационном центре Грабаря, сделала заключение: «По технологическим признакам и стилистическим особенностям произведение можно отнести к русской школе живописи первой половины 19 века. При сравнении с подлинными произведениями В.А.Тропинина в построении красочного слоя аналогий не найдено. В соответствии с изображенной прической и костюмом портрет следует датировать периодом с 1820 по 1835 гг.».

Итак, эксперт Л.В.Гельенек в 1985г. авторство В.А.Тропинина решительно отвергла. Удивительно, но в 2003 году экспертизу на портрет Юренева тоже делала Л.В.Гельенек! Это очень требовательный эксперт, который с большой ответственностью подходит к анализу картин. Тем не менее, даже после того, как авторство Тропинина не подтвердили, в музее под портретом П.А.Филисова продолжала висеть табличка: художник Тропинин. Означает ли это, что с мнением Л.В.Гельенек не согласились?

И откуда тогда взялась версия, что портрет написал Кипренский?

Упомянутый портрет А.П.Филисова экспонировался на выставке, посвященной войне 1812 года в Историческом музее. В каталоге выставки, как сообщил С.В.Львов, портрет значился под номером 39. А под номером 38 шел другой портрет – тоже Филисова, но уже Павла Андреевича (С.В.Львов ссылается на издание 1913 года).

Интересно, что портрет Павла Андреевича тоже сейчас находится в музее-панораме «Бородинская битва» (инвентарные номера ОФ-3721, Ж-123, размер 66 на 54 см). В ноябре 1962г. он был подарен государству Ольгой Григорьевной Зограф, в 1965 году он реставрировался Б.М.Шаховым. Датируется портрет второй половиной 19 века, и, стало быть, является копийным, потому что одет П.А.Филисов в мундир 20-30-х годов.

Звоним в службу каталога Российском национальной библиотеки. Нам отвечают: Каталог выставки 1812 года в фондах наличествуют, называют шифр книги. Просим Анну Леонтьевну Патракову просмотреть это издание. Она сообщает: сведений в Каталоге оказалось немного, имя худож

ника не указано. Сказано только, что портрет является собственностью Н.Ю.Зографа.

Стало быть, именно через потомков Н.Ю.Зографа попали портреты (по крайней мере, один из них) в музейный фонд. Открываем Брокгауз – о Зографе есть статья: Николай Юрьевич Зограф родился в 1851г., был профессором зоологии, занимался эмбриологией, ихтиологией, аквариумистикой. В Интернете о Николае Юрьевиче тоже сведений немало. Есть фотография: очень солидного вида ученый, с седой бородкой. В селе Мытники (Подмосковье) есть храм Рождества Христова, недалеко от него Н.Ю.Зограф в конце 19 века имел усадьбу.

Состоял ли в родстве с Филисовыми Зограф? Потомки-то уж, наверное, имя художника должны были бы знать. Мы связались по телефону с упомянутым выше Евгением Николаевичем Перкиным, который работает ныне в Государственном литературном музее в отделе 19 века. Он удивил нас: Зограф был родственником Филисова. Какая жалость: прошло всего лет 80 с момента написания портрета – а имя художника предано забвению. И это – в относительно мирные «допереворотные» поры…

С музеем-панорамой «Бородинская битва» завязалась переписка. Пришли к выводу: нужно дать возможность высказаться всем исследователям, которые занимались портретами Филисовых. В первую очередь – А.В.Кибовскому и Е.Н.Перкину. Возможно, рамки их статей в «Московском журнале» не позволяли им изложить свою точку зрения развернуто. Пообещали опубликовать их материалы без купюр в любом объеме.

Уверены: музею-панораме «Бородинская битва» такое внимание, проявленное к одному из самых загадочных его экспонатов, будет только на пользу. Прекрасно, что вокруг экспонатов ведутся споры! «Это значит, - пишем С.В.Львову, - что Ваша экспозиция – это не история в мертвом виде. На наш дилетантский взгляд, в том и состоит назначение музея, чтобы будоражить чувства и память».

Возможно, имело бы смысл произвести более детальное обследование портрета Филисова. Как уже было сказано, очень авторитетный и лично нами глубоко уважаемый эксперт Л.В.Гельенек авторство Тропинина отвергла. В 1985г. она пришла к выводу, что «в построении красочного слоя» никаких аналогий с кистью Тропинина не выявлено. Однако, на наш взгляд, этот вывод надо аргументировать более обстоятельно. Хотелось бы знать, в чем конкретно состояли упомянутые расхождения «в построении красочного слоя», какие картины Тропинина были выбраны для сопоставления, и насколько часто он употреблял пигменты, которые использовались при написании портрета Филисова. Хотелось бы также, чтобы было произведено аналогичное сопоставление с картинами Кипренского.

Того требует не только искусствоведческая заинтересованность, но и просто уважение к памяти как портретируемого, так и художника, который портрет написал, кем бы он ни был…

Что было с имениями Юреневых и Филисовых после «переворота»? Реквизировали их. На то есть документы, которые для нас любезно скопировали работники Государственного архива Тверской области. У нас появились новые знакомые – архивисты Галина Михайловна Дмитриева (исполнитель запроса) и Галина Викторовна Баруткина (заведующая отделом), которые помогают нам в поиске. После обработки данных, полученных с их помощью в Тверском архиве, мы поделимся с читателями результатами, касающимися незавидной судьбы означенных имений, подвергшимся разграблениям (конфискациям) в 1920-е годы.

Любопытный материал прислал Д.Л.Подушков. Он пишет, что среди его знакомых есть Юреневы – очевидно, потомки Семена Павловича. Подушков обнаружил также небольшую заметку из газеты «Наш край» за 13 июня 1923г. Она тоже – о потомках Юренева, что можно узреть уже из ее названия: «Гражданин Юренев забывается». Некий злословный аноним сообщает: «В Кузьминской волости, в совхозе Котлован-Воздвиженское, заведующим которого состоит бывший помещик Юренев, практикуются такие вещи. Крестьянские лошади, попавшие случайно на совхозную землю, загоняются в совхоз, где на них и работают целыми ночами, а часто даже гоняют в Удомлю. В то же время, крестьяне, не зная, где их лошади, рыщут в розыске их по всем окрестностям, иногда по несколько дней подряд. Наконец же владелец лошади случайно узнает, где его лошадь и приходит за таковой, там же его встречают, кК в старое помещичье время, с руганью и требованием уплатить штраф за потраву. Вообще отношение гражданина Юренева к рабочим совхоза и местным крестьянам очень напоминает времена помещиков. Надо Юренева одернуть».

Куда как ясно: времена Юреневых безвозвратно минули…

Поместья конфискованы, надгробия разрушены…

В нашем исследовании личности мелкопоместного благородного, но малоимущего и отчаянно храброго дворянина-вояки, подполковника Юренева, мы столкнулись с рядом фактов, вызывающих размышления.

Например, мы встретили представителей двух ветвей Филисовых. Оба – участники наполеоновских войн. Но один – П.А.Филисов, в генеральских эполетах и явно, не только при чинах, но и при славе, и на виду; другой, А.П., «наш» Филисов, и партизанил, и отчаянного вояку Дениса Давыдова знал, то есть, вернее всего, со смертью «был на ты», в гуще боев, но на его портрете в гражданской одежде – лишь самые скромные регалии.

В чем причина такого различия? А вспомним пушкинского «Дубровского». Ведь вельможный, знатный, изрядно богатый Троекуров и скромный старик Дубровский, проживающий в своих деревянных «хоромах» - соратники по Бородину. И встретились как братья. Но войны давно кончились, и неизбежный сословный барьер разделил и насмерть рассорил былых товарищей по оружию.

1812 год был еще тем славен, что как бы сгладил хотя бы на время сословные различия. Дворяне были разные. Бедными и богатыми. Влиятельными и, если не «худородными», то весьма ограниченными в знатности. При условии совершенно фантастической храбрости, так называемого «молодечества» - разница стиралась.

Однако, мелкопоместный дворянин, чтобы добраться до эполет и высших наград, должен был, не только выказывать чудеса на поле боя, но еще поля боя достигнуть, хоть под каким-нибудь покровительством. А для этого – нужны связи. А для связей – мало-мальски приличная экипировка, которую, особенно в престижных родах войск, надо было покупать на собственные средства. Так продавались «души», дробились и опять же продавались не ахти какие имения, потому что – как не испытать фортуну? Воинская карьера, если посчастливится, сулила наибольшие выгоды небогатому дворянину в будущем.

Если отпрыски знатнейших фамилий чувствовали постоянную поддержку «тылов», то есть близких ко двору или высшему свету родственников, мелкопоместный дворянин мог рассчитывать только на то, что какими-нибудь сверхподвигами поразит воображение соратников, которые примут его «в стаю» на равных.

Наиболее безумные подвиги числились, вероятно, именно за такими вояками. Причем «на равных» их все равно, в конечном счете, не принимали.

Только недавно занимались темой декабристов и в этой связи заинтересовались судьбой армейца Каховского, повешенного 13 июля 1826 года за бунт 14 декабря 1825-го.

Ничто так не выравнивает сословия, как общая смерть. Но и на бруствере около виселицы, Каховский все равно как бы отделен от сотоварищей невидимой чертой.

А что, - разве нельзя «нашего» Юренева представить в роли Каховского. Беден, но благороден, отчаянно храбр…

В итоге – всего лишь подполковник и девять «душ» имения…

Тем не менее, дружен с Филисовыми и даже в родстве. Но с какими Филисовыми? С теми, что при «скромных регалиях». До тех, один из коих в генеральской чине, Юреневу, пожалуй, не дотянуться…

В последнее время все больший интерес вызывают у нас провинциальные портреты. На них – представители большинства русского дворянства. Не состояло российское дворянское общество сплошь из генералов. А состояло из мелкопоместных дворян, что мирно и смирно, отслужив воинский долг, жили после отставки в усадьбах и именьицах, довольно бездумно порождая множество детей, между которыми непрестанно делилось былое богатство или просто былой достаток…

Так что в 1917 году, когда вспыхивали крестьянские бунты, пылали имения и усадебки, налеты на «господ» были весьма мало оправданы в большинстве случаев. Нередко господа были ненамного богаче какого-нибудь крестьянского старосты. Достаточно вспомнить дом старика Дубровского и поглядеть на картины художника Сороки, изображающие интерьеры в доме его барина Милюкова: деревянные бревенчатые стены, невысокие потолки, добротная, но далеко не роскошная мебель, хотя стены и увешены родовыми портретами, писанными, возможно, не искуснее, чем портрет подполковника Юренева…

Нам все более и более интереснее узнать, каковы они были, эти рядовые обитатели скромных усадеб, чем полнилась их жизнь, чем славны или бесславны были их деяния. Все меньше верится в «зверства», какими всех нас потчевали по школьной программе, применительно к помещикам. И все больше рисуются они нам, похожими на гоголевских «старосветских помещиков». Наверное, такими были Юренев и Филисов, пока в 1917 году не явились к их потомкам с экспроприацией. Но явились-таки…

Что сталось с подобными гнездами после того, можно судить хотя бы по тому единственному камню, который остался от целого погоста, где схоронен Юренев.

Во всяком случае, Семен Павлович Юренев, уже прижившийся в нашем доме, весьма насупившись, вряд ли с одобрением взирает на то странное время, коему ему посчастливилось не быть свидетелем…